— Как скажете, Елена Викторовна, — пожал плечами охранник. — Я запечатаю его в пакет и положу в наш сейф. Заберете, когда сочтете нужным.
— Спасибо.
— Может быть, вызвать для вас такси, Елена Викторовна? — заботливо предложил Григорий.
— Нет, я доеду сама, — подумав, отказалась девушка. — Проводите меня, пожалуйста, до приемной — мне надо забрать сумочку.
— Конечно.
Григорий направился следом за Леночкой, но, успев заметить, как Валя многозначительно постучал по лбу пальцем, согласно кивнул напарнику. Девица явно заработалась.
Сегодня Куприянов приехал домой в обычное время: минут за пятнадцать, до того как дети должны были отправиться спать. Он еще успел перекинуться парой слов с Костей-младшим, поцеловал каштановые кудри полусонной Наденьки и пожелал ей спокойной ночи.
Когда Вера, уложив дочь, спустилась в гостиную, Куприянов, сбросивший пиджак и галстук, расположился в глубоком кресле с бокалом коньяка в руках.
— Ты уже пьешь? — Вера устроилась на диване.
— Я поужинал в офисе, — пояснил Константин, смакуя коньяк.
— Как день? — Вера ощущала некоторую неловкость.
«Или натянутость?»
— День прошел так же странно, как начался, — пробормотал Куприянов, разглядывая бокал на свет. — Кстати, я думал, ты перестала принимать транквилизаторы.
— Я и не принимаю. — Вера удивленно посмотрела на мужа.
— Вчера вечером, когда я вернулся, ты спала, и я не смог тебя разбудить.
— Ах, это! — Вера улыбнулась. — Знаешь, мне и самой интересно. Я уснула! Уснула так крепко, что проснулась только в половине двенадцатого! Представляешь?!
— На самом деле?
— И я замечательно выспалась. — Вера подобрала под себя ноги и озорно посмотрела на Костю.
— Мне нужно еще поработать. — Куприянов поставил бокал на столик и поднялся. — Я буду в кабинете.
Это означало, что и спать сегодня он будет там. Война продолжается?
— Костя. — Вера вздохнула. — Костя, ты все еще злишься?
— Нет. — Куприянов задержался, улыбнулся и нежно поцеловал жену в губы. — Я действительно сильно устал. И мне действительно надо поработать.
— У нас мир?
— У нас любовь.
— Я люблю тебя, Кот.
— Я люблю тебя, Звездочка.
Вера блаженно улыбнулась, откинулась на спинку дивана и вдруг тихо вскрикнула. Куприянов резко развернулся:
— Что случилось?
— Откуда это у тебя?
Константин удивленно проследил за испуганным взглядом жены, направленным на блестящие черные четки, которые он вытащил из кармана.
— Откуда они у тебя?
— Четки?
«АННА».
Отвечать надо было немедленно.
— Сувенир из Индии, от Раджива. Черный жемчуг, кстати. А в чем дело?
— Они мне не нравятся, — пробормотала Вера. Черная волна неприятных предчувствий вновь окутала ее. — Они мне не нравятся.
— Ты просто не ожидала их увидеть, — улыбнулся Константин и направился в кабинет.
Вера осталась одна.
Кубань, десять лет назад
Теплая южная ночь мягко окутывала засыпающую землю. Ее бархатный полог, усыпанный блестящими звездами, плавно опустился и на притихшую рощу, превратив ее в мрачный и таинственный массив, и на широкое поле, обманчиво рассеяв линию горизонта. Казалось, победа тьмы неизбежна. Казалось, еще чуть-чуть, и тяжелый покров мрака окончательно смешает небо и землю, лишив наблюдателя всякой возможности понять, в какой стихии он находится, но этого не произошло. Полная кроваво-красная Луна зловещим костром запылала на небе, не позволив ночи стать полновластной хозяйкой земли.
В стоге сена, притаившемся на краю поля, послышалось легкое шуршание и тихий девичий смех.
— Мишенька, не надо.
— Почему не надо, Ань?
— Ну не надо…
— А что же мы тогда здесь делаем?
Их губы встретились, и некоторое время ничто не нарушало тишину летней ночи. Затем девушка снова отстранилась:
— Для этого. Но и все.
Голос был мягок, но чувствовалось, что решение девушка приняла окончательное. На вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Смуглая, черноволосая, с большими горящими глазами и пухлыми алыми губками, она обещала вырасти в настоящую принцессу. Крепкую, сильную и красивую, под стать своей прекрасной земле. На девушке были шорты-джинсы с отрезанными штанинами и тонкая желтая блузка, соблазнительно облегающая упругую и довольно большую для ее возраста грудь.
— Ничего другого не будет.
— Но почему не будет? — обиженно спросил Мишка.