– Вот, а-а-а, мне. Андерстэнд? – Продолжая энергично начмокивать губами, спросил он у непонятливой китаянки.
– А-а. Щи дэ4. Данрьян ла5! – Восторженно воскликнула гостья из Поднебесной.
– Во, во! Шидэ, шидэ! – Ткнув пальцем в направлении своей свисающей мёртвым грузом пипетки, воскликнул Николай Порфирьевич. – Давай, шидэ-шидэ.
Пока китаянка занялась своим нехитрым делом, разгребая кустистую растительность внизу живота клиента, он расслабленно откинулся на подушке, подложив ладони рук под затылок и закрыв глаза.
– Эх, хорошо! – Подумал сладко Николай Порфирьевич. – Нет, молодцы, всё-таки, ребята. Покладистые эти азиатки. Наша бы начала рожу корчить, мол, на это не договаривались, лишние полчаса – деньги вперёд и тэдэ и тэпэ. Потом ещё с ними разговор какой-никакой поддерживай. А нахрена они мне со своими разговорами? А тут – языковой барьер преодолел и, как говорится, вперёд с песнями.
Он довольно усмехнулся своим мыслям, слегка подобрав в сладострастной истоме свой распухший от обжорства живот. Он чувствовал, как член его начинает расправляться потихоньку, повинуясь умелым ласкам девушки.
– Вот какой я молодец. Могу же. – Промурлыкал вслух Николай Порфирьевич. – Вобунмэ эта тоже – настоящая кудесница.
Внезапно мысли его приняли совершенно другой оборот.
– Нет, ну приснится же всякая дрянь. – Думал Полежаев. – Михаил Юрьевич этот, бабы какие-то, «Олежка». Так ещё и сон-то такой изощрённый, обороты речи такие цветастые, непростые: «Не дай боже в России чем-то серьёзным заболеть».
Что там ещё? А-а, вот: «Кругами дантова ада, заботливо обустроенного на земле одними людьми для других».
Офигеть! Из каких глубин подсознания вынырнули такие мудрёные сентенции? Совесть, что ли, наседает?
Николай Порфирьевич захохотал густым смехом в такт своим мыслям. Китаянка приостановила свою работу и тревожно выглянула из-за груды его живота. Сотрясаясь от одолевавшего смеха, Полежаев открыл глаза и, отмахиваясь от внимательных глаз китаянки, пролепетал:
– Нехай, нехай, шидэ-шидэ. Давай, родимая.
Девушка послушно продолжила свой, оплачиваемый в евро, труд, а Николай Порфирьевич вытер руками невольно брызнувшие из уголков глаз слёзы радости и продолжил предаваться внутреннему обсуждению видения, посетившего его сегодняшней ночью.
– А эти ещё, как их там? – «Пятьдесят оттенков серого», которые Василий Илларионович из сна упомянул? Это-то откуда взялось?
Он вспомнил, что у жены на тумбочке лежала в последнее время книжица с таким наименованием. Приблизительно зная содержание сего опуса – с мужиками в министерстве обсуждали, читал кто-то, – он отмечал про себя, каждый раз видя книгу:
– Ну надо же! Бабе за шестьдесят уже, а всё туда же!
Новый взрыв хохота сотряс грузное тело Николая Порфирьевича. Китаянка вновь появившись из-за бледного холма обширного живота Полежаева и, видимо, предполагая всерьёз, что смеются над её кропотливой работой, недовольно сверкнула черными своими очами и, цыкая, покачала головой.
– Ой, прости, узкоглазенькая. Это я не про тебя. Ты продолжай, продолжай, да, знаешь, покрепче его так возьми.
Для придания убедительности своим словам, Николай Порфирьевич, сжал кулак правой руки и подвигал его вверх-вниз, чтобы показать девушке, что нужно делать с его мужским хозяйством.
– Щидэ, щидэ! – По-видимому, поняв на каком-то интуитивном уровне слова своего клиента, закивала головой китаянка.
– Да, да! Шидэ, Шидэ! О-о, вот!
По грузному телу Николая Порфирьевича концентрическими кругами побежали тёплые волны блаженства. Решив продлить сеанс разврата – кончить всегда успеется – он вновь вернулся к воспоминаниям о своем сюрреалистическом сне. Поскольку «миг последних содроганий» близился, стройно мыслить уже не получалось, но всё же он успел подумать:
– Нет, так-то смешно, конечно. Но, с другой стороны, может, стоит прислушаться к голосу подсознания – сходить провериться? Наши-то врачеватели не будут, конечно, горячку пороть – обухом по голове диагнозы непроверенные выставлять, как во сне этом дурацком. Да, сегодня же пойду в нашу ведомственную. Чем чёрт не шутит? Профилактика прежде всего. Мало ли бессимптомных болячек всяких. Ну точно. Да… Да… Да-а…
Он почувствовал вдруг поднимающуюся от низа живота куда-то вверх – в сторону сердца и выше, ближе к горлу, истому. Это говорило, что разрядка близка.
– Ну, давай, милая, давай, поднажми. Да-а-а!