Затем, словно вспомнив, что перед ней сидит приговорённый, а не её экзаменатор или научный оппонент, Мария Александровна осеклась и перешла от теории к практике:
– Судя по метастазированию зловредных клеток в близлежащие к очагу, то есть к почке, лимфоузлы, у вас онкология в третьей стадии. Вы сами понимаете… Прогноз неблагоприятный.
– Ну да, ну да… – Уже окончательно добитый, закачал головой Мартынов. – Вы мне скажите, Мария, сколько мне жить осталось?
– Михаил Юрьевич, вы относительно молодой по медицинским меркам человек. Процессы распространения новообразований в молодом организме развиваются в десятки раз быстрее, чем, например, у 70-80 летних стариков, поэтому предсказать невозможно. Может, три месяца, может полгода. – Со скорбным видом сказала целительница людских недугов с высшим профильным образованием.
Михаил Юрьевич медленно поднялся со стула и направился к выходу из кабинета терапевта.
– Вам нужно съездить в наш областной онкоцентр. Там вас более подробно проконсультируют, направят на анализы, назначат лечение. – Втыкая тупые ножи утешения в спину Михаила Юрьевича, крикнула врачиха, когда он был уже на пороге её кабинета.
Подобно зомби он подвигался к выходу из поликлиники. Домой решил не идти.
– Подождут, – подумал он, – если что, скажу, мол, очереди огромные, пока записался, пока прошёл исследования. Пойду к милой моей Настасьюшке. Тем более, что живёт в двух кварталах отсюда. Одна она меня понимает, примет и утешит.
Он вспоминал свою пышногрудую статную любовницу…
Её роскошные рыжие волосы и зелёные глаза он представлял каждый раз, мямля во рту дряблые сосцы своей жены, Елены, и готовясь, скрепя сердце, проникнуть в казавшийся необъятным от обильной смазки и неимоверно расширившийся после двух родов провал.
А при воспоминании об аккуратно стриженном венерином бугорке Настасьи, покрытом короткими мягкими ворсинками тёмно-каштанового цвета, плавно переходящем внизу в два холмика, разделённых обещающей неземные наслаждения тёмной полоской, Михаил Юрьевич бежал отпрашиваться к начальству, созванивался с Настей и отчаливал с опостылевшей уже давно работы в направлении к дому своей зазнобы.
Но сейчас ему было не до манящих складок, находящихся чуть ниже живота его любовницы. Он пытался воскресить в памяти, как прожил свою жизнь, задаваясь вопросом о том, что останется после него, кроме кучек помёта, раскиданных по городам и весям необъятной страны, да двух сыновей-оболтусов, которые породят себе подобных, которые тоже породят себе подобных, и так далее – до тех пор, пока океаны не накроют сушу.
Позвонив в дверь и, не дождавшись её открытия в течение двух минут, Михаил Юрьевич вспомнил, что, вопреки сложившейся маленькой традиции, не позвонил Насте загодя.
– Странно – она, вроде, не работает. Может, ушла куда? – Маникюр, педикюр, причёска, какую они там ещё красоту себе наводят? – Подумал он.
Набрав Настин номер и услышав гудки, он с удивлением услышал знакомый звонок за дверью её квартиры.
– Аллё? – Раздался в трубке сонный голос.
– Алло! Настёна, это я, Миша твой! – Попытавшись придать голосу радостную интонацию, сказал Мартынов. – Я тут у тебя под дверью стою. Мимо просто проходил – дай, думаю, зайду.
– А-а? Что-о? – Слышно было, что на том конце линии происходит резкое пробуждение и Анастасия, как будто, не очень рада внезапному приходу любовника. – Чего не позвонил?
– Ты мне откроешь или как? – Спросил Михаил Юрьевич. – Или мне так и стоять под дверью?
– А-а? Да, конечно, сейчас подожди, открою. – Пыхтя в трубку, сказала Анастасия. – Сейчас, подожди минутку.
В груди Михаила Юрьевича захолонуло от нехорошей догадки.
– У тебя там есть кто-то? – Спросил он.
– Ты что? Кто у меня может быть? Ты ж у меня один-единственный, дурачок. – Быстро заговорила Настя. – Имей терпение, дай даме одеться.
– Чего это ты меня стесняться стала?
– Да не тебя я стесняюсь. Бабки в подъезде знаешь, как на меня ополчились в последнее время? Подожди, в общем. Сейчас.
В трубке послышались короткие гудки, а за дверью началась какая-то возня, сдавленный шёпот Насти. Потом в отдалении хлопнула дверь и, наконец-то, послышался металлический скрежет открываемого замка.
Из темноты прихожей высунулась испуганное и бледное личико Настасьи с пересекающим его сверху вниз рыжим вьющимся локоном, выбившимся из-под наспех нацепленной заколки.
– Привет! – Воровато поглядывая из стороны в сторону, сказала она. – Чего не позвонил-то?
– Привет. – Пробормотал Мартынов и вместо ответа на заданный вопрос, сказал. – Поговорить надо… Серьёзно.