– Вот, полюбуйтесь! – Он ткнул в заключение узиста. – Рак почки 3-й стадии. Точка.
Не под вопросом, а рак и точка! Всё, приехали.
Старичок начал тыкать в чёрно-белые снимки УЗИ, приглашая Михаила Юрьевича поддержать его разглагольствования.
– А где он тут этот рак-то? – А нету его, нет! Этот великовозрастный балбес не может отличить уплотнение от пузырька с жидкостью! Кошмар! Нет, я понимаю, на чёрно-белом УЗИ сложно различить среди пятидесяти оттенков серого какие-то полутона, но это! Это же классика! Одно дело уплотнение и совсем другое дело – киста!
До Михаила Юрьевича из всего сказанного дошло только то, что, по-видимому, узист где-то накосячил.
– Так что, доктор, у меня ничего нет? – Осторожно, опасаясь прогневить распалившегося старичка, спросил он.
– Голубчик, вы почти абсолютно здоровы для вашего сорокадевятилетнего возраста. Небольшая киста, если она не затрудняет мочеиспускание… Ведь не затрудняет? – Прервав свои размышления и обращаясь к Мартынову, спросил доктор.
– Н-нет, вроде.
– Вот и славненько! Если не затрудняет мочеиспускание, то не должна вас тревожить ещё лет десять. Конечно, нужно наблюдаться, проходить исследования УЗИ. – Старичок осёкся, увидев слабое подобие улыбки на лице Михаила Юрьевича. – Ну, не у вас в ЦРБ, конечно.
– Но как же так? У меня же ведь болевые ощущения в левом боку были, да и травма, по-моему, была слева… или справа. Ведь все же признаки налицо.
– Милейший. – Вновь грозно свернул очками Василий Илларионович. – Вы, похоже, недовольны, что у вас нет рака?
– Да нет, что вы, что вы… Я наоборот, вовсе даже.
– Хорошо. – Остановился доктор возле своего кресла. Потом вдруг, как будто вспомнив что-то весёлое, сказал. – Представляете, юноша? Он ведь уже троим людям успел огласить такие же, примерно, диагнозы. Те, до того, как прийти ко мне, чего только не вытворяли – и жёнам в неверности признавались, и с мостов чуть ли не бросались.
Михаил Юрьевич на словах «в неверности признавались» глухо закашлялся.
– Курите? – Спросил любознательный врач.
– Нет, бросил лет десять назад.
– Вот и молодца! – Обрадовался старичок. – Ну всё, не смею вас задерживать. Идите домой, обрадуйте близких. А врача вашего надо всё-таки как-то под зад, под зад, простите за выражение.
Выйдя из кабинета врача, Михаил Юрьевич по привычке хотел набрать жену, порадовать, что смертельный диагноз, выставленный каким-то неучем, не подтвердился, но, вспомнив утренние события, решил этого не делать.
Как же так? Он уже морально приготовился к смерти, чуть ли не жаждал скорого и, по возможности, безболезненного избавления. То есть морально он уже был мёртв. Но тут ему объявляют, что диагноз его невольно стал первоапрельской шуткой.
И что теперь? К жене не пойдёшь – она планирует ближайшую встречу с ним на кладбище. Любовница… Та тем более не ждёт, в свете произошедшего.
Весеннее солнце, выполнив свою радующую оживающую природу работу, умиротворённо ложилось в перину далёких облачков, скопившихся на горизонте. Темнело постепенно, зажглись оранжевые лампы на столбах, освещая блестевшие талой водой улицы.
Погружённый в свои невеселые размышления, Михаил Юрьевич подошёл к пешеходному переходу. Он по инерции, заведённой годами привычке, шёл в направлении автобусной станции, чтобы отбыть в свой родимый город Горемыкино.
Вдали показались огни ближнего света фар раздолбанной девятки с затонированными в гудрон стеклами – это Яша-наркóт, попробовав с корешами свежей марьванны, вообразил себя мужественным покорителем пьедестала почёта гонок «Формулы-1» – восставшим с больничной койки Мишей Шумахером.
Разогнавшись на рискующем развалиться от потока встречного воздуха чуде отечественного автопрома, Яша-Миша даже и не заметил отлетающего от удара с бампером и левой стойкой кузова человека с серой сумкой через плечо – так он хотел вырвать первое место на этой престижнейшей и сложнейшей для прохождения трассе «Монте-Карло – Горемыкино».
***
***
Резкий подъём из глубин подсознания мучителен, особенно если он вызван каким-то первобытным ужасом, на который ты натолкнулся, бродя вслепую по бесконечному лабиринту снов.
Николай Порфирьевич открыл глаза и, судорожно глотая воздух, пытался понять, окружённый кромешным мраком, жив он или уже нет. Он ущипнул себя за левое запястье, на котором обычно красовались швейцарские ходики. Хотя он вряд ли смог бы объяснить логически, почему он решил, что на том свете не носят часов, однако он убедился в наличии вмятины от многолетней носки часов на браслете, после чего сделал вывод о нахождении своём пока на этом свете.