— Вы от Савватеева?
— Так точно, — по-военному ответил Слободкин. Будем знакомы. Я Баденков, начальник девятого. Это хорошо, что вас в мой цех направили. Задыхаюсь без рабочих рук. Вы токарь?
— Учился на токаря.
Нам люди всех специальностей нужны, — оживился Баденков. — Девятый — самый главный на заводе. Испытываем автопилоты на точность, на выносливость. И тут же регулируем, устраняем недостатки. После нас уже нет никого. Малейшая наша невнимательность будет стоить человеческих жизней…
Смерив новичка внимательным взглядом, начальник спросил:
Устроились-то как? Куда вас приткнули?
— В конторе пока. Отоспался после дороги. Устименко мне даже матрац раздобыл.
— Это он вам, наверно, свой отдал. Матрацы здесь на вес золота.
Слободкин рассказал про вчерашнюю баню. Рассказал с шуткой, будто не придал никакого значения истории с шапкой, но Баденков расстроился:
— А вот это уже легкомыслие. Кто-кто, а комендант должен помнить, что меховые вещи в дезокамеру сдавать нельзя. У нас здесь холода, знаете, какие?
— Знаю уже.
— Нет, еще не знаете. Температура иногда минус сорок градусов мороза ниже нуля, как говорит Устименко. Он у нас человек обстоятельный, непременно еще и минус и ниже нуля добавит, чтоб ошибки не было. Теперь не успокоится, пока шапку вам не раздобудет. И достанет, поверьте моему слову! Из-под земли, но выкопает. Неравнодушен к фронтовикам.
Они шагали по цеху — туда и обратно — вдоль ровных рядов желтых ящиков, которым, казалось, не было конца: место запакованных, которые куда-то относили на руках, тут же занимали другие.
Баденков показывал Слободкину свои владения с гордостью:
— Без нас с вами, Слободкин, все пропеллеры России остановятся, все колеса. Запомните и поймите это хорошенько с самого первого дня. Если этого не уяснишь, не почувствуешь — пропадешь. Или в нетопленом бараке загнешься или с голодухи — на тот свет. Простите за откровенность…
— Каганов! Каганов! Идите-ка сюда! — прервав разговор со Слободкиным, громко окликнул кого-то Баденков.
К ним подошел бледный, остролицый человек в синем халате.
Каганов оказался мастером цеха, правой рукой начальника.
— Самый первый колдун, — сказал Баденков, — не смотрите, что мальчик еще, это он только прикидывается.
Мальчику на вид было лет тридцать. Интересно, — подумал Слободкин, — кем же они меня считают?
Каганов подмигнул ему сквозь замасленные очки, перевел разговор на другую тему:
— Николай Васильевич, я думаю, мы Слободкина пока за станок поставим? Больше нету сил у меня за каждой мелочью к токарям бегать, уговаривать, уклянчивать.
Тут Слободкин впервые немного струхнул: не осрамится ли? Внешне бодро, но на самом деле с содроганием сердца шел он за Кагановым в самый дальний и темный конец цеха, где в сыром углу примостилась красная от ржавчины самоточка.
Только было Слободкин вздохнул, вооружился наждаком и масляной тряпкой, чтобы привести в божеский вид поступившую в его распоряжение технику, как Каганов дал первое и притом совершенно срочное задание:
— Сбегайте скоренько в пятую — там на вибраторе только что шестерни полетели, придется наращивать зубья.
И исчез так быстро, что Слободкин даже не успел узнать, что такое пятая. Впрочем, догадаться о том, что пятая — номер бригады, было нетрудно, гораздо сложнее оказалось сыскать ее в разбежавшемся чуть не на версту цехе. Попадавшиеся навстречу Слободкину люди все куда — то спешили, вид у них был озабоченный, занятой, каждому было явно не до него. На вопрос: Где пятая? — они на ходу, точнее на бегу, кивали в неопределенном направлении и торопились дальше — каждый по своим делам, со своей заботой. Слоняясь по цеху, Слободкин начинал испытывать чувство стыда и неловкости — вот они трудятся, у всякого свое задание, свой участок, своя цель. Он только
путается под ногами, мешает работать. Совершенно беспомощен и никчемен. Это они еще не знают, какой из него токарь! Что же будет потом?..
Невеселые мысли Слободкина увели бы его далеко, если бы на выручку не пришла сама бригада.
— Эй! Ты пятую ищешь? — сердито окликнул его чумазый парень в телогрейке, промасленной до такой степени, что она казалась кожаной.
— Пятую.
— Я — пятая. Где тебя столько времени черти носят? Тебе мастер что сказал?
— Шестерни полетели…
— Полетели, полетели, — передразнил его чумазый, — ты уж не подумал ли, что улетели они совсем? Вот, полюбуйся, я сам их снял, пока ремонта твоего дождался.
У ног Слободкина прямо на земляном полу лежали три щербатые шестерни — у каждой не было и половины целых зубьев.