— Не нашлась?.. — перебил его Слободкин.
— Должен тебя и обрадовать и огорчить, если можно так выразиться.
— Была и уехала? — спросил упавшим голосом Слободкин.
— Ты прав. Была. И уехала. Но куда? — Радволин посмотрел на карту, занявшую добрую половину стены его кабинета. По карте широко, от края ее и до края, разбежалась лесенка красных флажков на булавках. Слободкин молча прошелся по ней глазами — вверх и вниз, по каждой ступеньке.
— Неужели?..
— Точно. На фронт, добровольцем. В действующую армию.
— Ошибки не может быть? Ты уверен? — Слободкин не заметил, как тоже перешел на ты.
— Мне заявление твоей Ины по телефону читали. Человек, скажу тебе, настоящий!
Слободкин налил себе полный стакан воды из тяжелого, треснутого и склеенного изоляционной лентой графина, но пить не стал. Так и застыл перед Радволиным со стаканом в руке, беззвучно роняя на мягкий ковер большие, тяжелые капли.
Множество чувств вскипело в сердце Слободкина сразу.
Чувство гордости. Вот ведь, в самом деле, девчонка какая! Кто бы подумать мог? А?..
Чувство тревоги. Когда увижу теперь? И увижу ли вообще?
Чувство зависти. Да, и оно тоже. Парашютист, столько раз смотревший смерти в лицо и уже научившийся вроде бы глядеть на все не мигая, вынужден отсиживаться здесь, в тылу, без оружия. Ина, за всю свою жизнь не сделавшая ни единого выстрела даже в тире, зарылась в землю с автоматом в руках, и перед ней немецкие танки…
Это, последнее, Слободкин представил с такой наглядностью, что увидел даже два острых локотка, глубоко вонзившихся в сырую весеннюю землю, и до боли в собственных суставах ощутил, как студено-холодна та земля…
— Только бы ничего не случилось… — Это Слободкин сказал уже вслух, не стесняясь Радволина. — Как ты думаешь, где она может быть сейчас? Радволин развел руками.
— При первой возможности наведем справки, но дело такое, сам понимаешь, служил…
Служил! Знал бы ты, секретарь, за какое место задел, так, может, выбирал бы слова.
— Расстроен, Слободкин? Да?
Соврать? Или нет? Соврать значит унизиться, это нам не подходит. Правду резануть? Еще хуже. Полправды? Сказать только о том, что горжусь Иной, что завидую ей? Сразу увидит — правда, да не вся. Стало быть, неправда. Есть же счастливцы на свете! Им слукавить — все равно что наряд схлопотать. Смолчать и то красивей. Смолчу.
Радволин, поняв состояние Слободкина, сам перевел разговор на другую тему, вернее, на ту, с которой начали:
— Так не забудь: если что понадобится, заходи. Я тоже к тебе заеду. Прямо на занятия, можно?
— А как ты узнаешь? Тебе сообщить?
— Ну, это все в наших руках, — Радволин подошел к тумбочке, на которой Слободкин только сейчас увидел целое столпотворение телефонов. Один из них как раз в эту минуту резко зазвонил. Секретарь поднял трубку:
— Радволин слушает. Здравствуйте, товарищ Строганов! Давно не был? Болел целый месяц, только третьего дня вышел. Чем болел? Да, им самым. Без осложнений. Спасибо, товарищ Строганов, ни в чем не нуждаюсь. Честно. Может, от обкома какая-нибудь помощь заводу требуется? С дровами плохо? Для детского сада? Так, так, так…
Слободкин слушал и ушам своим не верил. Глаза запали куда-то, как у мороженого судака, щеки тоже ввалились — белые, почти прозрачные, а послушаешь — довоенный стахановец да и только! Ни в чем не нуждаюсь! Честно! Спасибо!
Слободкин удивленно глядел на Радволина, а тот продолжал:
— Понимаю, товарищ Строганов, понимаю. С дровами поможем. Обязательно! У нас тут отряд лесорубов формируется. Вы нам несколько человек в него не подбросите? Сейчас никак не можете? А недельки через полторы? Тоже нет? Да, да, знамя, понимаю. Ну, что ж, выкрутимся как-нибудь. Нет, вполне серьезно, выкрутимся. Делегата на фронт от обкома с подарками? Надо бы. А от завода? Так, может быть, одним обойдемся, раз так плохо с людьми? Есть предложение послать общего делегата — от вас и от нас. Кого? Дайте денек на размышление. Даете? Добре! Еще раз спасибо, товарищ Строганов. До свидания. Радволин положил трубку, обернулся к Слободкину:
— Все слышал?
— Слышал.
— Дров для детсада действительно подкинем, а насчет делегата на фронт с тобой хочу посоветоваться. Послушай, а ты сам не рванул бы, а? Слободкин растерялся.
— Я совершенно серьезно. Заводской? Заводской. Комсомолец? Комсомолец. Един в двух лицах. А главное, фронтовик! Да ты в это дело всю душу вложишь. Сейчас идет сбор подарков и на заводе и в городе. У нас кисеты шьют, носки и варежки вяжут, у вас зажигалки, мундштуки готовят. Представляешь, явишься с таким добром!