Спустя полчаса Вадик уже знал все интересующие его подробности, включая адрес явочной квартиры и фамилии руководителей ячейки. Единственное, чего он по-прежнему не знал, это ОТКУДА поступил заказ на его ликвидацию. Но — этого не знал и сам Бельгинский, сейчас скорчившийся в кресле, с лужей под ним (гуманность Вадика не распространялась на то, чтобы отводить свежего убийцу в туалет), с ужасом взирая на спокойно курящего сигару и рассуждающего Вадика, ожидая выстрела в голову или укола в вену.
Светская беседа, отягощенная пытками, была прервана острожным стуком в дверь.
— Ну я же русским матерным языком сказал — никого не впускать! Даже государя императора! Если кто из полиции — посылайте их к главному полицмейстеру, — раздраженно вскинулся Вадик, на самом деле обрадованный тем, что его прервали.
Первоначальный запал был весь растрачен на «беседу» с Яковом, и пристрелить его сейчас рука просто не поднималась, но и отпускать его было нельзя, а передавать дело законным властям пока преждевременно.
— А про меня почему не проинструктировал, опять забыл, горе мое? — раздался взволнованный женский голос.
— Душа моя, прости, но сюда тебе нельзя. Подожди меня в зале минут пятнадцать, пожалуйста…
— А там уже сидят два офицера, подозрительно похожих на японцев, кстати. Ты меня к ним одну на расправу отправишь?
— Господи, еще и они на последнюю консультацию именно сегодня приперлись, ну и денек! А завтра и того похлеще — пароходы с Семеновским и Преображенским полками из Кронштадта отходят… Умоляю, Оленька, развлеки их беседой хоть десять минут, я уже иду. И лучше на английском, заодно проверь, они действительно хоть немного на нем говорят?
— Ну, друг ситный, — вполголоса, обернувшись к по-прежнему привязанному к креслу агитатору, прошипел Вадик, — вот ведь ирония судьбы. Именно явление особы той самой царственной фамилии, смерти которой вы так искренне добиваетесь, спасло вам жизнь.
И, дождавшись облегченного вздоха «подследственного», Вадик, зловеще усмехнувшись, добавил:
— На сегодня. Охрана! Этого в подвал, запереть и глаз не спускать. И почему до сих пор полиция меня даже не попыталась побеспокоить?
— Так товарищ доктор, — довольно усмехнулся, выворачивая руку Якову, кочегар Оченьков, — мы на улице всем растрезвонили, что бомбиста разорвало его же бонбой. Вот они уже час как и пытаются его руки-ноги отыскать. А вас спрашивали, но мы сказали, что вы после взрыва в обмороке и просили никого, кроме государя императора и главного полицмейстера Петербурга, не беспокоить.
Но Яков на свою голову решил, что последнее слово сегодня должно остаться за ним. То ли на него повлияло появление зрителей, то ли он хотел доказать самому себе, что его дух не сломлен… Так или иначе, слова он выбрал на редкость неудачные и не подходящие к мизансцене.
— Ползи-ползи к своей великосветской шлюхе, палач царский! Теперь я понял, чем тебя Николашка купил — своей потаскухой-сестрой! Но помни, если я сегодня промахнулся, то другие придут за мной! И рано или поздно мы до вас доберемся, вот тогда-то и тебя, и ее разорвет на мелкие кусочки мяса, как.
Вадик потом, как ни старался, не мог вспомнить, как именно он схватил револьвер. Оченьков же, в свою очередь, до конца дней своих при мыслях об этой минуте зябко передергивал плечами, когда вспоминал ГЛАЗА своего такого веселого, доброго и мирного «доктора»-командира… Именно этот взгляд, а вовсе не вид револьвера, зажатого в руке доктора, и заставил его ничком броситься на пол. Крик Вадика перекрывался семью выстрелами из нагана и звучал примерно так:
— Мне б… БАХ! глубоко по х… БАХ! как ты БАХ! лаешь меня или Николая, выб… БАХ! …ок, но Ольгу ты своим сра… БАХ! …м языком не трогай!!! И х… БАХ! тебе, а не мое мясо на тротуар, гондон е… БАХ! …ый!!! И всех гнид, кто за тобой ЩЕЛК! (барабан револьвера опустел, и тот теперь вхолостую щелкал бойком) приползет, я точно так же уничтожу! ЩЕЛК! До кого дотянусь — сам, а до кого нет, ЩЕЛК! друзья и товарищи помогут! ЩЕЛК! (поняв наконец, что револьвер пуст, Вадик отбросил его в сторону). Встань, сука! Встань, я тебя своими руками придушу!!!
— Товарищ Банщиков, да как же он встанет, вы ж ему в пузо раза два попали! — опасливо выговорил, выбираясь из-под тела агитатора и косясь на трясущиеся руки доктора, Оченьков.
В кабинет, подобно вихрю, ворвалась Ольга, походя снеся хрупким плечом с дороги весящего не менее центнера солдата.
— Что случилось, Вадик, ты жив??!! А это кто??!! — взгляд княжны упал на лежащее в луже расплывающейся крови тело.