– Да нет, она, м-м-м… – Я пытаюсь придумать хоть какие-нибудь добрые слова об этом
доме. – Ладно, хорошо, это жалкая хибара. Но уверена, что ты сделал с ней все, что мог. Моя
ненамного лучше. – Это очень любезно с моей стороны. Я думала, что у меня плохой дом, но по
сравнению с его жилищем это просто особняк с фонтанами и кольцевой подъездной дорожкой,
а трейлер, в котором я выросла, – отель «Четыре сезона».
Он смеется и обходит машину, чтобы открыть мне дверь, прежде чем я успеваю сама это
сделать. Я настолько удивлена, что не могу ничего поделать с застывшим на лице потрясением.
– Прости. Это привычка. Мои родители были вроде как строгими.
На секунду с Джетта слетает обычная маска жизнерадостности. Потом он снова улыбается и
ведет меня к дому. Ему требуются два ключа и два пинка ногой, чтобы открыть дверь.
– А еще есть секретный пароль, если пинки не сработают, – сообщает он мне, пропуская
внутрь.
– Какой? – шепотом спрашиваю я.
Джетт наклоняется ко мне, и его дыхание согревает мое ухо. Очень по-хорошему согревает.
Не страшно. А еще от него хорошо пахнет. Не разит потом, но и не несет «Аксом». Просто
легкий аромат… может, туалетной воды? Такой освежающий – на флаконе, вероятно, написано
что-нибудь вроде «Тропический лес». Очень вкусно. Пожалуй, я не против вдыхать его еще и
еще, но Джетт отодвигается.
– Если скажу, мне придется тебя убить.
– Ах, так значит, ты все-таки серийный убийца.
В ответ Джетт просто смеется. Бросаю на него сердитый взгляд, но он обгоняет меня и
проходит внутрь.
– Показать тебе квартиру? – Джетт обводит рукой гостиную, где стоит один из этих
страшных как смертный грех (если есть еще что-то более страшное, то он именно такой)
диванов в клетку, который он, вероятно, выбрал на какой-нибудь гаражной распродаже,
кофейный столик, заваленный пустыми красными пластиковыми стаканами, коробками из-под
пиццы и другим мужицким хламом.
– Да, конечно.
15
Пытаюсь не смотреть на пол, пока Джетт ведет меня через гостиную. За ней оказывается
кухня размером с почтовую марку. В ней полно желтых шкафчиков, стоящих тут, наверное, с
семидесятых, и всевозможных бытовых приборов, лет которым явно не меньше, чем
шкафчикам. Они такого, знаете, уродского зеленого цвета – надо было быть под кайфом, чтобы
посчитать его привлекательным.
Джетт потирает затылок, видно, что он немного смущен царящим здесь кавардаком. В
раковине тарелки, на кухонной стойке еще несколько коробок из-под пиццы, и, к тому же, в
воздухе чувствуется легкий запах прокисшего пива.
– Знаешь, я махнул рукой на попытки поддерживать здесь порядок. Мой сосед просто снова
разводит эту грязь. Он неплохой парень, только не понимает, что убираться надо постоянно. –
Меня поспешно выводят из кухни.
– М-м, ванная и туалет здесь. Там, по крайней мере, всегда чисто, у меня на этот счет
небольшой пунктик.
Джетт указывает на дверь в ванную, и я предупреждаю свой мочевой пузырь, что, как бы
надолго я здесь не задержалась, придется потерпеть, потому что ни за какие коврижки я не
воспользуюсь здешним туалетом, сколько бы Джетт меня не уверял, что он совершенно чистый.
Я скорее в лесу пописаю.
– А это… э-э… моя комната, – говорит он, открывая дверь по соседству с ванной.
Пытаюсь морально подготовиться к тому, что увижу какую-нибудь отвратительную берлогу,
но она совсем не такая. Чтобы прикрыть стены, обшитые жуткими потемневшими деревянными
панелями (кому ВООБЩЕ могло прийти в голову, что это хорошая идея?), он развесил повсюду
репродукции известных картин, которые перемежаются, насколько я понимаю, его
собственными работами. Наполовину законченные рисунки выполнены тушью на белой бумаге
– одни цветными чернилами, другие только черными.
Комнатка невелика, но благодаря картинам кажется немного больше. Из мебели в спальне
только покрытая ярко-красным пледом кровать, заваленный бумагами и заляпанный красками
стол и комод, на котором стоит лампа. Тут чисто и аккуратно, ощущение даже, что картины на
стенах развешивались в каком-то особом порядке.
– Ничего себе! Это ты нарисовал?
Подхожу к наполовину законченному портрету маленькой девочки. В простоте рисунка
чувствуется что-то давинчиевское.
– Да, это моя младшая сестра Ривер. Здесь ей девять.
При упоминании сестры в голосе Джетта снова появляются напряженность и нотки грусти.