— То есть ты хочешь сказать, что наш с Сашей брак… эм… как это правильно сказать? Не заключен? А вместо этого заключен ваш… кхм, с моей Таткой?
Другая на месте Киры уже, наверное, впала бы в истерику. Но только не она. Клянусь, если бы в эту женщину не был влюблен мой брат, я бы сам с радостью на ней женился. Но младшему засранцу всегда по жизни больше везло. Вот так…
— Я не знаю, Кир. Сейчас мои юристы по своим каналам наведут справки. У них есть Сашин номер, поэтому, как только что-то станет известно — вам перезвонят. Ты, главное, не переживай. В случае чего, вас хоть сегодня распишут.
— А я и не переживаю! — смеется Кира. — И, это… Клим, поздравляю!
Ну, да… Конечно. Очень смешно. Закатываю глаза и отключаюсь.
— Елена Павловна, скажите Грише, пусть подгонит машину к входу. Мы едем в Институт сердца.
— А это еще зачем?
— Там работает Тата.
— Серьезно?
— Она — кардиохирург.
— Отлично! Я скажу немцам, что у твоей молодой жены сложная операция. Вопрос жизни и смерти для них, пожалуй, единственное достойное оправдание случившейся заминки. Сколько тебе понадобится времени? — косится на часы.
— Понятия не имею. Елена Павловна, гляньте, что там с пробками…
— Слушай, может, ты ей просто позвонишь?!
— Как ты себе представляешь наш разговор по телефону?
— И то так… — чешет Линев в макушке. — Ну, я пойду, с ними объяснюсь. А ты давай, двигай-двигай!
К счастью, дорога свободна. Прошу водителя прибавить газа и начинаю нетерпеливо постукивать пальцами по кожаной обивке сиденья.
Татевик Багратовна Манукян. Моя жена… Подумать только. А лучше вообще не думать, потому что, как только это происходит, мои мысли сворачивают куда-то не туда. И весь деловой настрой летит прямиком к черту. Бесячья баба. Но краси-и-ивая! И страстная, и смешная… К черту. Все они поначалу такие. Самое интересное начинается потом.
— Клим Николаич, приехали.
— Спасибо, Гриша.
Выхожу из машины. Оглядываюсь. Ну, с тех пор, как я здесь был в последний раз — ничего не поменялось. С Институтом сердца у моей фармацевтической компании заключено сразу несколько договоров на поставку медикаментов, а еще одна наша дочка поставляет сюда протезы сердечных клапанов. Благодаря Сашкиному изобретению, нам удалось занять существенную долю отечественного рынка в области кардиопротезирования, а при помощи все тех же немцем мы планируем выйти и на международный уровень. Конечно же, если все не сорвется. Дерьмо.
С горем пополам нахожу нужное мне отделение. Ловлю пробегающую мимо медсестру и с самой обаятельной из всех улыбок, на которые я вообще способен, интересуюсь:
— Подскажите, пожалуйста, где я могу найти Татевик Багратовну?
— Она на операции. — Женская ручка вырывается из захвата моих пальцев. — Ожидайте.
— Я не могу ждать! У меня вопрос жизни и смерти.
— Кто-то умирает?
— Нет, но…
— А там, — тонкий палец тычет на закрытые двери в глубине коридора, — уже две остановки было. Ожидайте. А лучше приходите завтра. Таточка Багратовна сегодня не в духе.
Где-то в области глаза занимается противная пульсирующая боль.
— На сколько это может затянуться? — киваю в сторону двери.
— Должны уже были закончить, — отчего-то смягчается медсестра. — Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет. А туда вас все равно не пустят.
Прерывая нашу беседу, злосчастная дверь в глубине коридора резко распахивается. Из нее вылетает маленькая худенькая фигурка. Она движется так быстро, что из-за развевающейся голубой робы больше походит на привидение. Очень и очень злое… привидение.
— Ну, я же говорила! Две остановки. Таточка Багратовна такого ужас как не любит.
Привидение резко останавливается. От голубого пятна отделяются две маленькие белые ручки, касаются лица и замирают так на некоторое время, пока Тата приходит в себя. Отчего-то мое горло пересыхает. А в это время двери вновь открываются, выпуская из блока интенсивной терапии остальной персонал. Пожилой мужчина останавливается возле Таты, похлопывает ее по плечу. В коридорах довольно тихо, и до нас доносятся обрывки фраз:
— Нужно было по старинке, Тата… Это просто невероятно, то, что он выжил…