Не знаю, когда я уснула. До того, как мы благополучно доставили Киру домой, или после… Но зато я отчетливо помню, каким образом очутилась дома… но не у себя. И все, что происходило после… Кажется, это теперь навсегда вырезано в моей памяти.
— Тата! Тата, эй!
Моргаю. Но видение перед глазами не исчезает. Он рядом. И он… мой муж. Насмешка судьбы какая-то.
— Тебе нужно подписать. Здесь и… вот здесь.
Встряхиваю волосами. Наверное, насквозь пропитанными ароматом больницы и септиков. Это вам не духи, да. Тянусь к заботливо поданной ручке. Я подписываю столько бумажек, что за время работы моя красивая витиеватая подпись сократилась едва не до крестика. Черкаю дрожащей рукой и тут же понимаю, что практически один в один повторяю подпись Клима. Вскидываю на него полный удивления взгляд. И снова с головой погружаюсь в бездонные омуты его глаз. Если бы я знала, как сильно влюблюсь в Сашкиного брата, пришла бы я к нему на день рождения тогда, в пятом классе? Не знаю…
Складываю в стопку подписанные документы, отдаю нотариусу и неуклюже выбираюсь из кресла.
— Все? Я больше тебе не нужна?
Морщусь от того, как это звучит. Наверное, наружу лезет подсознательное. Никак иначе я этого объяснить не могу. Я бы душу дьяволу продала за то, чтобы он нуждался во мне каждую секунду своей жизни, но… не судьба. Смирись, Татка. Не про тебя такое счастье. Где он, а где ты? Не будь Киры и Сашки, ты бы в жизни с таким мужиком не встретилась. Никогда. Довольствуйся тем, что можешь в принципе к нему прикоснуться. У других такой возможности нет.
— Да. С документами мы покончили. Но ты не торопись. Я тебя отвезу.
— Не стоит. У тебя еще полно дел, наверное.
— Я тебя сюда привез — я и отвезу. — Властные нотки в голосе Клима не оставляют мне ни единого шанса. Я едва лужей не растекаюсь аккурат у его ног. Перед таким мужчиной, во всех смыслах этого слова мужчиной, никому не устоять. У меня просто не было шансов. И нет. Стараясь держать лицо, равнодушно пожимаю плечами, но вся моя выдержка летит к чертям, стоит только пальцам Клима коснуться моего лица. Широко распахиваю глаза и приоткрываю губы, не знаю, чем вызвана эта ласка, мне все равно…
— На нас смотрит Шульман. Улыбайся.
У Клима такая фигура, что за ним меня вообще вряд ли видно. Но я послушно растягиваю губы в улыбке:
— Надеюсь, я хорошо отыграла роль?
— Да, неплохо… — хмыкает он, не отрывая изучающего взгляда.
— Отлично. Тогда мы можем развестись? Скажем, завтра?
Глава 3
Клим
— Отлично. Тогда мы можем развестись? Скажем, завтра?
Нет, вы только на нее посмотрите! Развестись. Странная эта Тата все же. Любая другая на ее месте с ума бы сошла от счастья, а она… Развестись.
— Обсудим все по дороге домой.
— А что здесь обсуждать?
Действительно. Нечего. Вроде бы.
— Подожди меня, ладно? Елена Павловна, проводите мою… эм… жену в кабинет, — бросаю секретарше и возвращаюсь взглядом к Тате. Она хорошо держится, но теперь, в ярком обеденном свете, льющемся из окна, я вижу, как нелегко ей это дается. — Я быстро, — обещаю, сам не знаю, зачем. У меня и без немцев хватает дел, и, уж если речь идет о приличиях — отвезти Тату домой может кто угодно. В конце концов, этом вопросе важен сам факт того, что я об этом позаботился. Вряд ли Тата ждала, что я займусь этим лично.
Тата прощается с Шульманом и вслед за секретаршей выходит за дверь. Мы с немцами жмем друг другу руки, полностью довольные достигнутыми договорённостями, и обмениваемся какими-то стандартными любезностями, обычно следующими за такой сделкой.
— Герр Шульман приглашает вас с женой погостить. Его заинтересовала методика госпожи… эм…
— Манукян. Тата не меняла фамилию, — цежу я, с трудом выдавливая из себя улыбку.
— Манукян! И он хочет, чтобы она поучаствовала в проведении первой операции по установке нашего клапана.
— Великолепно, — чертыхается за спиной Линев.
— Спокойно. Все уже подписано, — оборачиваюсь к Диме.
— Так каков наш ответ? — нервничает переводчик.
— Скажи, что у моей супруги график операций расписан на несколько месяцев вперед, но если к моменту моей командировки у нее освободится окошко — мы непременно воспользуемся его приглашением.
— И что это означает? — хмурит брови Линев, когда дверь за немецкой делегацией, наконец, закрывается. Равнодушно пожимаю плечами, скручиваю пробку на бутылке газировки и, проигнорировав стоящий рядом с ней стакан, залпом осушаю ее едва ли не наполовину.