Еле стоя на негнущихся и «деревянных» ногах, с отваливающейся от усталости правой рукой, Валерий Васильевич, кое-как выкарабкался из кабриолета, едва не повиснув на руке, вовремя подскочившего к нему Михайлова. Его тут же окружили плотным кольцом соратники по хунте, охрана и представители местных властей. Говорить какие-то выспоренные и пространные речи он сейчас был просто не в силах. Поэтому, молча, покачав отрицательно головой, уступил эту честь Рудову, тоже находящемуся здесь. Сам же подниматься на трибуну не осмелился, боясь, что просто свалится с нее, как мешок с гнилой картошкой. Рудов, по сравнению с ним выглядел свежо и бодро, будто малосольный огурец, только что вынутый из кадушки. Афанасьев только краем уха слышал экспромт своего товарища, вещавшего что-то о связи поколений, о памяти славы предков, о народном духе, породившем таких титанов, коих сейчас предают земле и еще о чем-то, но явно патриотическом. Вскользь, уже в который раз, позавидовав ораторскому искусству Сергея Ивановича, Афанасьев в мыслях был совсем в другом месте, хоть ему и самому грешно было в этом сознаваться. Даже в этот торжественный и немного скорбный момент мысли у диктатора были диктаторскими, а значит простыми и незатейливыми. Внесистемная оппозиция объявила предстоящее воскресенье днем народного гнева и сопротивления, собирая под свои нечистые знамена всякую шелупонь по всей стране. Это грозило большими беспорядками в и так издерганной кризисом, пандемией и санкциями стране. Олигархи, прикормленные прежними правителями, совсем распоясались, уже всерьез намереваясь, по сообщениям, внедренным в их среду агентов ФСБ, перехватить бразды правления из ослабевших рук центральной власти. Цены на продукты питания на внутреннем рынке – будто взбесились, повторяя историю почти столетней давности, накануне революции. Пиндосы со своими подпевалами, чуть ли не на голову садятся, проводя бесконечные маневры в районе Крыма и Калининграда. Теперь вот еще с Украиной нужно было что-то срочно решать. Несмотря на наш демарш в ООН, они все-таки решились на эту провокацию, о которой уже со вчерашнего вечера взахлеб вещают все мировые телеканалы, обвиняя во всем, естественно, Россию и русских. Бандеровцы не успокоятся, пока не развяжут какую-нибудь бойню с далеко идущими последствиями. А тут еще, прости Господи, супружница, мать ее ети, выкинула фортель после сорока лет совместного проживания. Как была дурищей, так ей и осталась. Вот такие мысли и бродили в голове главаря хунты. Если бы кто сейчас ненароком заглянул ему под черепную коробку, то ужаснулся бы дикому несоответствию выражения его благообразного лица людоедским мыслям, колобродившим и клокотавшим под черепными сводами. Ему и самому было до жути неприятно ощущение внутренней тройственности. Думать приходилось одно, говорить – другое, а делать, при этом, третье. Но от этого было никуда не деться. Такова карма любого политика мирового уровня.
После непродолжительной, но пламенной речи Рудова, желающих выступить не нашлось, слава Богу, поэтому к делу не мешкая, приступил настоятель местного храма. Обойдя взад и вперед длинный ряд приготовленных могил, расположенных по обе стороны аллеи, размахивая кадильницей, он прочитал молитву об упокоении верующих и неверующих и тихо отдал распоряжение опускать останки в места погребения. Как только предназначенные для этого военнослужащие опустили останки в могилы, жахнул залп салюта, произведенный автоматчиками взвода почетного караула. Залп повторился еще два раза, прежде чем бравые ребята принялись споро работать лопатами. За какие-то 10—15 минут все было окончено. В могильные холмики были воткнуты таблички с инициалами упокоившихся, а приготовленные заранее венки с подобающими надписями завершили дело. Можно было, конечно, тут же и поставить прежние памятники на некоторые могилы, но многие из них сильно пострадали при взрыве. Поэтому траурная комиссия здраво решила этого не делать, а в течение года заказать и установить всем единообразные бронзовые бюсты, о чем не преминул клятвенно заверить собравшихся Сергей Иванович в своей речи. Траурная музыка звучала еще какое-то время, пока толпы людей проходили мимо, отдавая последнюю дань уважения усопшим, а затем стихла. Завершение церемонии перезахоронения сопровождалось убедительной просьбой, озвученной через громкоговорители, какого-то из распорядителей церемонии о соблюдении карантинных мер, нормы которых были нарушены, а потому, гражданам настоятельно рекомендовалось покинуть место массового скопления. Граждане, в ответ на эту просьбу, спорить не стали и толпа начала быстро рассасываться.