– Да. Это все понятно, что нам уже давно пора было начать перекладывать свои мешки с европейской телеги на восточный экспресс, – как бы подводя черту под сказанным, резюмировал Афанасьев. – Но, все-таки, что нам делать с Европой в ближнесрочной перспективе?
– Ждать и огрызаться.
– Э-э-э… – протянул Валерий Васильевич.
– Я имею в виду, отвечать на все недружественные выпады симметрично или ассиметрично, в зависимости от обстоятельств. Но в любом случае никогда и ничего не спускать им, а то они вконец обнаглеют, и тогда нам ничего не останется, как применить силу, а этого бы пока не хотелось. Во всяком случае, до того, как мне давеча намекнули, у нас не появится «большая дубина» против их перочинных ножичков. Поясню на примере. Они высылают без причины нашего дипломата, а мы в ответ высылаем двоих. Они не пускают наших журналистов и создают трудности для наших СМИ, и мы, в свою очередь, чиним препятствия работе их пропагандистов. Они занимаются укрывательством наших беглых воришек, и мы объявляем нежелательными на нашей территории их НКО. Они закрывают нам одну торговую позицию, а мы в зависимости от конъюнктуры рынка, либо перекрываем одну из их позиций на нашем рынке, либо вздуваем цены на те товары, в которых у них имеется заинтересованность, а у нас монополия на производство. И так во всем. А там посмотрим у кого кишка и нервы окажутся крепче. Да, и вот еще что, – плотоядно облизнула свои губы Мария Владимировна, делая небольшую паузу в своем монологе. – Пора бы уже заканчивать эту бодягу с ПАСЕ. То мы туда входим, то выходим, то приостанавливаем сотрудничество на неопределенное время. По-моему спектакль безбожно затянулся и уже всем надоел. Я всегда была против нахождения нашей страны в этой бестолковой с практической и вредной с идеологической точки зрения организации. Раз приостановили свое участие в ней, то надо было идти до конца и рвать все отношения. Я никогда не забуду того позорища, когда нам пришлось вернуться, да еще и заплатить просроченные взносы, которые накопились за время нашего отсутствия. Кстати, я уже разослала циркуляры по всем нашим дипломатическим представительствам о, как можно скорейшей замене флагов над зданиями посольств, консульств и торговых представительств.
Рудов в знак одобрения поднял кверху большой палец на правой руке. Щечки при этом у Хазаровой раскраснелись, как у девицы на морозе, а глазки заблестели маслянисто и весьма привлекательно для стареющих мужчин. Мужчины с нескрываемым любованием смотрели на свою министершу.
– Эка вы раздухарились, Мария Владимировна! Того и гляди закипать начнете! – прокряхтел со своего кресла диктатор. – Прям не женщина, а комбат перед атакой. Все заулыбались, признавая меткость эпитета.
– Почему же комбат?! – рассмеялась Хазарова. – Я, как минимум рассчитывала, что меня назначат командиром полка!
– Да, полноте скромничать, дорогая Машенька, – принимая ее шутливый тон и перейдя на отеческие интонации, возразил Афанасьев. – Ваш виц-мундир и без того соответствует званию генерала армии. А с комбатом я сравнил вас лишь только потому, что позавидовал вашей молодости и задору в глазах. Уж простите старика. Но, пожалуй, вы правы. С ПАСЕ мы, откровенно говоря, заигрались. От нее одни неприятности и расходы. Мы еще тут посоветуемся и, наверное, все же примем ваше предложение. Ну, что, заслужил я ваше прощение?!
– Прощу! Но с условием… – глаза у нее опять разгорелись, как остронаправленные зенитные прожектора.
– О, Господи! – в притворном испуге мелко закрестился диктатор и все опять дружно засмеялись. – Никогда не знаешь, что может потребовать умная женщина!
– Да! Попрошу многое! – уже серьезно ответила она, и смешки разом прекратились.
– Что, именно? – насторожился Валерий Васильевич.
– Попрошу карт-бланш на публичное заявление о том, что Россия отныне считает вправе не исполнять на своей территории нормы международного права, которые нарушают ее суверенитет или наносят ущерб материальный, либо моральный.
– А не очень ли это будет резко? – высказал опасение всегда осторожный в суждениях Барышев.