– Я понимаю, Валерий Иваныч, – сочувствующим голосом произнес Афанасьев, – что вашим людям неудобно проводить ночь внутри железной коробки БТРа, но что вы предлагаете?
– Есть два очень подходящих варианта. Первый – это на территории Кремля, на первом этаже Сенатского дворца. Восемь больших и светлых комнат, очень удобно расположенных с точки зрения охраны. Все необходимые атрибуты для полноценной работы и отдыха имеются. Есть где разместиться и личной охране.
– Это бывшая квартира Сталина, что ли?
– Да. А что тут такого? – недоумевающе спросил генерал.
– Да, ничего! – засмеялся Афанасьев. – В разные места меня судьба закидывала, но чтобы в музей?! Так, ведь и сам экспонатом, не ровен час, станешь. Представь себе, просыпаюсь я утром, а в меня гид-экскурсовод указкой тычет.
– Доступ в ваши апартаменты для посторонних будет закрыт, – не понял шутки Лютиков.
– Нет, брат, ты меня этим не соблазнишь. Не буду я жить в Кремле. Да и привидений боюсь тамошних.
– Ну, хорошо, – согласился Валерий Иванович, – тогда есть второй вариант…
– Излагай.
– Ново-Огарево. Дом в стиле классицизма. С большим парком и постройками для размещения охраны.
– Резиденция покойного президента?
– Она, самая.
– А как же…
– Если вы имеете в виду гражданку Бакаеву, то не волнуйтесь, она еще позавчера умелась оттуда.
– Право даже не знаю, – растерянно развел руками диктатор. – Мы только-только перебрались на Ефремова и тут опять – тюки, коробки. Не до этого сейчас. Сами видите, что вокруг происходит.
– А вам ничего делать и не нужно. Вы только дайте «добро», а Управление делами президента само все сделает. Я передам им ваши указания.
– Ну, коли так, то давайте поступим следующим образом. Оставшуюся после президента мягкую рухлядишку и постельные принадлежности…
– Здесь вам тоже нечего волноваться, – перебил его исполняющий обязанности охранника с саркастической ухмылкой, – гражданка Бакаева избавила всех нас от этой головной боли, вывезя в неизвестном направлении почти всю мебель и тряпки, загрузив ими, пять бортовых КАМАЗов. Даже люстры сняла с потолка, вместе с лампочками. Я не стал этому препятствовать из чувства брезгливости. Так что, Валерий Васильевич, за редким исключением, вас там встретят голые стены.
– Ладно, – отмахнулся Афанасьев левой рукой, так как правую уже не в силах был приподнять, – черт с ней, с этой меблишкой, у нас и своя есть на первое время. Пусть задавится. Скажите там, в Управлении, чтобы списали в расход всю инвентарную хурду. А мы, давайте тогда назначим переезд на послезавтра. Завтра суббота и мы к воскресенью с дочкой успеем упаковаться.
– Да не волнуйтесь вы так, с утра приедут специальные люди на специальной технике и все сами упакуют и перевезут. Им это не в первый раз проделывать. К обеду они должны управиться.
– Ну и тогда совсем уж ладно, коли так.
Лютиков козырнул на прощанье, а Афанасьев с Вальрондом вышли из здания во внутренний двор, где их уже ожидал «аурус» с кортежем. Его начальник подошел к Самому, чтобы уточнить предстоящий маршрут. Выяснив, что никуда по дороге домой заезжать не требуется, молча козырнул и отошел к автомобилю сопровождения. Пока не окончилось следствие по делу ФСОшников, временно отстраненных от тела «его Величества», кортеж составляли «лютиковцы». Михайлова тоже в этот раз с ними не было. Афанасьев отпустил его еще перед совещанием Президиума. Петр Михайлович по привычке хотел, уже было сесть на переднее кресло, возле водителя, но Афанасьев указал ему на место рядом с собой. Не любил диктатор ездить в одиночку, развалясь на заднем сиденье.
– Что, Аверьян Кондратьич, опять замудохался с нами?! Прости уж, так получилось. Ты хоть бы вот раздвинул заднее сидение, да пристроился, как ни то, раз не хочешь покидать свой пост, – посочувствовал он своему старому водиле.
– Благодарствую. Я и так прикемарил тут пока вы там решали судьбы страны, – ответил, тронутый заботой главы государства шофер.
Неспешно тронулись, аккуратно лавируя в узкой арке, ведущей из внутреннего двора на набережную. Спереди и сзади ехали точно такие же автомобили, и с точно такими же госномерами, как и у диктаторской машины (для соблюдения конспирации). Когда выехали на набережную, Валерий Васильевич вновь обратился к водителю: