– Настенька, солнышко, принеси-ка мои очки. Они в барсетке на трюмо в прихожей, – попросил он дочь, по-прежнему не оборачиваясь.
Женщина опрометью метнулась в прихожую и уже через несколько секунд несла очечник, на ходу доставая оттуда окуляры.
– Костя дома? – негромко спросил он у нее.
– Да. В своей комнате сидит в наушниках и как всегда, на компе рубится в GTA, – ответила она, недоумевая, причем тут внук.
– Хорошо. Не надо ему знать о том, как выжившие из ума, на старости лет, скандалят его дед с бабкой, – пояснил он ей свое любопытство.
Пока Валерий Васильевич, держа левой рукой заявление, и щурясь, вчитывался в мелкий шрифт, адвокат хранил гробовое молчание. Казалось временами, что он даже дышал через раз. Дочь тоже застыла каменным изваянием за спиной у отца, слегка опираясь на спинку дивана. Ни один мускул не дрогнул на лице у Афанасьева, пока он читал сухое, но в тоже время наполненное цифрами и перечнем подлежащих оспариванию материальных средств, послание. Он прекрасно понимал, что это не плод и без того невеликого ума супружницы, а итог мозговой деятельности старшей дочери. Сама Аглая не додумалась бы до такого позорища на склоне своих лет. «Вот, Юлька, и чего ей не хватает? Сама бегает, как угорелая кошка и мать с панталыку сбивает» – беззлобно, но с сожалением думал он о старшей дочери. Наконец, дочитав перечень желаемого получить по суду имущества и денежных средств, он устало положил исковое заявление на диван – между собой и адвокатом и снял очки.
– Уже все прочитали? – поинтересовался лысый визитер.
– Да, – кратко и буднично, как о чем-то обыденном ответил Валерий Васильевич.
– Ошибки? Замечания? Может быть, у вас имеются какие-то вопросы? Я охотно отвечу, – подался он всем корпусом к Афанасьеву.
– Да нет, в общем-то, все правильно и достаточно досконально, я бы даже сказал скрупулезно все перечислено, до последней наволочки на подушке. Вот, разве что причина развода указана как-то туманно…
– «В связи с несходством характеров»? – подсказал Бауэр.
– Да. Согласитесь, что довольно смешно заявлять об этом после более чем сорока лет, находясь в браке.
– Сами понимаете, это всего лишь стандартная формулировка, когда клиент не желает вытаскивать наружу накопившееся «грязное белье», – понимающе и даже в какой-то мере сочувствующе произнес Аркадий Исаевич.
– Кстати, можно вопрос?
– Разумеется. Я к вашим услугам.
– А скажите, при составлении исковых претензий кроме моей супруги присутствовал еще кто-нибудь? – спокойно и без эмоций спросил Афанасьев.
– Э-э-э… – протянул Бауэр, не зная как лучше ответить.
– Я имею в виду, присутствовала ли при этом моя старшая дочь? – пояснил он свой вопрос уже пристально глядя собеседнику в глаза.
– Да, но разве это имеет какое-нибудь значение? – сказал адвокат, невольно сдавая главного актора этого балагана.
– Я так и предполагал, – кивая своим мыслям, ответил диктатор.
– Но по этическим соображениям я не имею право разглашать детали этого присутствия, – решил выскользнуть из неудобного положения Аркадий Исаевич.
– Да-да, я понимаю, – покивал головой Афанасьев.
У него не было злости ни на жену, ни на дочь. Трещина в их отношениях с супругой произошла у них уже давно, и с годами только расширялась и цементировалась. На людях они продолжали играть роли благополучной супружеской пары, но на самом деле у каждого из них была своя жизнь, свои интересы и свой круг общения, никак не пересекающиеся между собой. А то, что они до сих пор делили одно супружеское ложе, было всего лишь ни к чему не обязывающей традицией, да и соблюдение оной с каждым годом все более и более утрачивало свою актуальность. Этими деталями своей супружеской жизни Афанасьев делиться ни с кем не намеревался, и уж тем более с каким-то адвокатишкой, поэтому, чтобы не затягивать процесс, просто сказал:
– Ну, что ж, спасибо вам большое за доставку мне на дом сего опуса. Время уже позднее, и вы, наверное, тоже устали за день, как и я, поэтому не смею вас более задерживать. Настюша, – позвал он негромко все также стоящую за спиной дочь, – проводи, пожалуйста, господина Бауэра, а то у меня что-то ноги разболелись.
– Э-э-э, – проблеял адвокат, никак не ожидавший такого скорого оборота.
– Что такое? – выгнул бровь глава хунты.
– Простите меня великодушно, – по-собачьи заглядывая в глаза собеседнику начал адвокат, осознавая в душе, с кем имеет дело, – но в данных обстоятельствах я принял на себя обязательства не только по банальной доставке судебной корреспонденции, но еще и исполняю роль, некоего посредника.