С самого утра шли бесконечные заседания и совещания с отраслевыми министерствами, в основном посвященными их готовности к срочной мобилизации на случай обострения военной обстановки. Транспортники и дорожники отчитывались в мобилизационных ресурсах и пропускных мощностях, состоянии подвижного состава и коммуникационных трасс. Представители ТЭКа30рапортовали о заполняемости хранилищ горюче-смазочными материалами и возможностью их бесперебойной поставки на передовую. Тыловые службы из министерств сельского хозяйства и пищевой промышленности докладывали об обеспечении всем необходимым военнослужащих, занятых в АТО, по крайней мере, на первое время. Если бы все эти заседания проходили в совместном режиме, то их участникам не составило бы большого труда понять, что не сегодня, так завтра, начнется нечто грандиозное, требующее максимальной готовности и отдачи. Но хитрованы из Офиса президента разнесли совещания по времени, поэтому у каждого представителя отчитывающейся стороны складывалось впечатление о внезапном и немотивированном горячечном бреде президента, требующим в авральном режиме подготовки к обострению обстановки в том или ином секторе экономики. Поэтому поначалу никто и ничего не заподозрил, праведно сочтя все это очередной блажью «клоуна». Хотя, по правде сказать, и сам президент «нэзалэжной» мало что понимал в сухих цифрах отчетов и графиков заполняемости складов, от которых у него только рябило в глазах, и болела голова. Ему было откровенно скучно, а почти беспрерывные заседания раздражали невозможностью отлучиться и «пробежаться по дорожке»31в теплой компании и потрындеть ни о чем. Все эти совещания и заседания проводились ради одного ничем неприметного полковника Генштаба, скромно притулившегося даже не за столом, а на одном из стульев у стены, и что-то там без устали строчившего в своем блокнотике. Время от времени он отрывал из него листочки и подавал их через секретаря президенту, и тот задавал, интересовавший полковника, тот или иной вопрос докладчику. Уже прошло пять часов с момента начала череды бесконечных совещаний, когда, наконец, руководитель Офиса – Андрей Ермак сжалился над президентом и объявил о перерыве на обед. Бодро вскочив со своего обитого кожей кресла, Володимир Олександрович, как теперь принято его было величать официально, в соответствие с правилами «украиньской мови», ринулся было в столовую, где, как он уже заранее знал, его ждет поросенок с хреном, но ужимистый секретарь, непонятной гендерной ориентации, остановил его на полном ходу.
– Пан президент! – округлив глаза не то от испуга, не то просто от неожиданности, потому что с такой ситуацией он еще никогда не сталкивался, пришепетывая и почему-то озираясь, воскликнул полушепотом, с натугой подбирая украинские слова. – Вам дзвонять з Москви. Хочуть про щось поговорити32.
– Как з Москвы?! Защо33?! – опешил президент, резко затормозив свое движение по направлению к поросенку.
– Не знам нищо за това34, растерянно пожал плечами тот.
– Кой се обади35? – спросил Зеленский, оглядываясь в поисках поддержки подходящего к ним руководителя Офиса.
– Руски диктатор Афанасиев36, – все также полушепотом поведал секретарь.
Тут подошел Ермак и сразу вникнув в обстановку решительно вмешался, дабы слабохарактерный и «недалекий» разумом президент не наделал очередных глупостей. Он уже был посвящен в общие детали предстоящей операции, поэтому прекрасно понимал, чем может обернуться нежданный звонок из вражеской столицы, до сих пор нечасто баловавшей своего бывшего сателлита звонками подобного уровня. Дела обстояли серьезные, и Ермак был первым, кто прекратил клоунаду с «украинской мовой», заговорив на чистом и незамутненном языке предков:
– Ступай в операторскую, – обратился он к секретарю, – и скажи связисту, чтобы на том конце обождали.
Не дожидаясь реакции «законно избранного», секретарь мигом слинял в указанном направлении, что явно свидетельствовало о том, кто в доме настоящий хозяин. Зеленский вздумал было ерепениться, «как же, ведь русский диктатор свой первый зарубежный звонок посвятил именно ему, а значит, Украина в глазах новых российских властей значит очень много, и там считают отношения с его страной приоритетными», но наткнувшись на холодный и беспощадный взгляд своего ближайшего соратника, сразу стих и съежился.