Изменения в судьбе начались вчера ближе к вечеру. И связаны они были с предстоящим разговором «по душам» с родителями. Беседа получилась не самой приятной. Ну, да ничего иного он от своих родителей и не ждал, если честно говорить. Родители, которым он ежемесячно щедро отсылал «заработанные» средства, имели совсем иные матримониальные взгляды на его будущее. Мать уже не единожды открытым текстом заявляла, что нашла для единственного сына достойную партию среди львовянок и поэтому ждет не дождется возвращения любимого чада для совершения положенного обряда бракосочетания. При этом, она, то ли по своей женской наивности (нонсенс в словосочетании), то ли просто по своей закарпатской упертости, даже и помыслить не могла о возможных сердечных пристрастиях своего отпрыска. Отец тоже не слишком далеко ушел от матери, почти во всем соглашаясь с ней. Единственный пункт, по которому расходились их мнения, так это сроки предстоящего бракосочетания. Отец не без тайного умысла считал, что предстоящий брак может помешать их совместным с сыном планами по организации своего семейного бизнеса, связанного с перепродажей и ремонтом иномарок. Он считал, что сначала надо встать на ноги, а уж потом думать о продолжении славного рода Прокопчуков. Всё это Стефан прекрасно знал и морально, как бы уже приготовился к отражению родительского натиска. И вот, вчера вечером, наконец, собравшись окончательно с духом, он и решил провести, пожалуй, самую главную в своей жизни беседу. После вечернего построения, расположение части можно было спокойно покинуть, оставив все хозяйство, даже не на своего заместителя – младшего лейтенанта Дрына, который тоже куда-то улизнул после вечернего построения, а на расторопного «головниевого майстер-сержанта». Стефан никак не мог привыкнуть к принятому недавно ранжированию воинских званий. Уединившись под сенью яблони в саду своих квартирных хозяев, молодой лейтенант удобно расположился, чтобы осуществить задуманное. Он сначала решил было ограничиться телефонным звонком, но потом, после здравого размышления, изменил первоначальное желание в пользу беседы по «скайпу». Во-первых, это было, хоть и недешевое удовольствие, но разговор по «скайпу», на взгляд Стефана, нес в себе больше уважения к родителям, нежели простой звонок по мобильнику. А во-вторых, он позволял ему более четко отслеживать реакцию предков на шокирующую новость, а значит, позволит более оперативно отреагировать на не желаемую, но неизбежную негативную реакцию с их стороны. Реакцию родителей он просчитал математически верно (все-таки артиллерист, как-никак), по крайней мере, материнскую. После нескольких минут разговора на житейские темы, призванного усыпить бдительность озабоченной будущим своего сыночка мамаши, он и вывалил на голову бедной женщины потрясающую новость. После непродолжительного ступора было все: плач, театральное заламывание рук, угроза упасть в обморок, стенания на «разнесчастную» жизнь, да и то, разбитую вдребезги, мольбы и отчаяние в заплаканных глазах, все еще красивой, несмотря на свое почти на сорока пятилетие, женщины. Все это он стоически вынес, разумно не ввязываясь в дискуссию. По опыту общения с матерью он знал, что самым верным способом в противостоянии с ней это пережидание, когда у женщины закончится весь арсенал истерических убеждений. Молча выстояв под градом материнского непонимания, он как опытный психолог знал о существовании пяти стадий принятия неизбежного, а потому был спокоен, чувствуя, что первая стадия – полное отрицание, уже подходит к концу. Это было видно по тому, как все реже и реже вздрагивали ее плечи от всхлипов и сморканий в кружевной носовой платок. Оставалось пройти еще четыре. Следующей стадией должен был быть гнев. Стефан не стал тянуть с этим и быстренько вызвал его всего лишь несколькими короткими фразами: