– Мама, а, правда, что вы45 меня любите так, как заявляете? Или может у вас просто какой-то свой корыстный интерес, и вы банально хотите продать меня подороже? – осторожно поинтересовался он, глядя ей прямо в заплаканные глаза. Это был, несомненно, запрещенный прием. Всем сердцем он чувствовал, что нельзя бросать в лицо матери такие несправедливые обвинения, но холодный расчет подсказывал, что это, увы, единственная возможность сломить сопротивление горячо любящей, но эгоистичной в своей любви матроны. К счастью, отец не принимал деятельного участия в разговоре, а сидел себе тихонько в сторонке, нервно поглаживая свои колени.
Сказанных слов было вполне достаточно, чтобы мать вновь вспыхнула, но уже праведным гневом. Порция бензина выплеснутого им, в и без того, веселый огонек, придала пламени материнских чувств дополнительный импульс, и в то же время еще больше отнимая сил у ее сопротивления в будущем. Вновь началась истерика, но уже с упреками в сыновней неблагодарности за бессонные ночи возле его колыбели, за последний кусок хлеба, отданный ему и прочими полагающимися в таких случаях словами. Дождавшись, когда и эта волна, накрыв его с головы до ног, пронесет свою основную массу, он нанес второй, еще более мощный удар, сказав почти без эмоций:
– Мама, если вы и дальше будете настаивать на своей точке зрения, то извините, что мне помешает просто остаться здесь? Тут хороший и теплый климат. Гораздо теплее, чем у нас на львовщине. Здесь хорошие и приветливые люди, в том числе и родители Ганны. Они уже привыкли ко мне и относятся, как к своему сыну. А контракт с армией я могу и продлить, а значит, следующее мое повышение по службе будет не за горами, – тихо произнес он, как бы рассуждая с самим собой вслух.
А вот тут уже не выдержал, молчавший до сих пор в стороне отец. Всем нутром почуяв в словах сына угрозу своим бизнес-планам на будущее, он решительно встал на сторону сына, чего ранее никогда не делал, во всем соглашаясь с супругой и отдавая ей пальму первенства в решении всех семейных вопросов.
– Ты сынок с плеча-то не руби, да и ты, мать, тоже, того, не дави изо всех сил, – обратился он сразу к обеим сторонам конфликта, показываясь на экране ноутбука из-за спины жены.
Начиналась третья фаза принятия неизбежного. И эта фаза называлась «торг».
– Сбавьте оба обороты, – меж тем продолжал отец. – Ты, мать, как я погляжу, все никак не поймешь, что нашему сыну уже не три года. Он уже вполне самостоятелен в своем праве на принятие решения. И тут уж ничего не поделаешь. Смирись. И ты, сынок, тоже сделай шаг назад. Право на самостоятельное принятие решений еще не гарантия, что все они будут правильными. И здесь тебе лучше опереться на опыт старшего поколения, в нашем лице, за неимением других.
– Что ты имеешь в виду?! – едва не в один голос воскликнули мама с сыном.
– Ты, мать сейчас помолчи минутку, а то от твоей сырости у нас грибок на стенах заведется. А ты, сынок, прежде чем ставить ультиматумы родителям, включи логику.
– Ну… – протянул отпрыск, как бы соглашаясь с предложением отца и в то же время, ожидая коструктива в его словах.
– Вот тебе и «ну», – передразнил его отец. – Я думаю, ты не будешь спорить с тем, что мы, и ты в том числе, люди совершенно иного не только сословия, но воспитания, культуры и менталитета, чем твоя возлюбленная, вкупе со своими родственники.
– Пап, что ты такое…
– Не перебивай отца, – прервал он возражения сына. – Предположим, что мы с мамой дали принципиальное согласие на ваши отношения. Как говоришь, ее зовут? Ганна? Хорошо. Пусть будет Ганна. Вот вы сыграли свадьбу, и ты привозишь ее к нам, в свой дом. Предположим даже, что все у вас хорошо на семейном фронте. Но ведь для тебя не секрет, как относятся у нас к выходцам с востока. Она никогда не сможет понять и принять нашего менталитета в мышлении, делах и в быту. Работу она себе нигде не найдет. Друзей и подруг у нее здесь тоже не будет. В гости тебя с ней никто не пригласит и к тебе тоже в гости не придет. Значит, она будет вынуждена все время сидеть дома взаперти. Вы оба будете находиться в вакууме общественного мнения, которое у нас, к сожалению еще очень сильное. У тебя будет две жизни: дома и вне его. И ты будешь метаться между этими двумя центрами притяжения, как загнанный в клетку зверь. И ты, действительно вскоре озвереешь от такой раздвоенности. Зная твою утонченную натуру, смею предположить, что ты не сможешь долго существовать с разорванным пополам сердцем. В результате всего вышеперечисленного у вас неизбежно начнутся семейные ссоры и недопонимание друг друга, даже в мелочах.