Та, в ответ быстро-быстро закивала, постепенно проникаясь тревожным духом, исходившим от Стефана. Ведь не может же ей так беззастенчиво врать любимый человек? Вон, какие у него честные и даже где-то немного испуганные глаза. Значит и вправду волнуется и переживает за нее. А война, как ни крути, это такая вещь, что порой не знаешь чего и ожидать, хоть от чужих, а хоть и от своих земляков.
– Да-да, поняла. А как же остальные жители? Их же тоже тогда надо предупредить?! – вылезла она некстати со встречной инициативой, от которой у него аж зубы заныли.
– Ну, какие еще соседи, Ганна?! – возмущенно прошелестел он. – Я тебе и так раскрыл сведения чрезвычайной военной секретности! А ты сейчас побежишь трепаться об этом по всему городу. И сама панику посеешь и меня под монастырь подведешь!
– Но как же?! Это же живые люди! Как же не предупредить их об опасности?! Женщины, старики и дети! – начала, было, она заводить речи о лживом гуманизме.
– А, никак! – почти грубо оборвал он ее. – Тут каждый сам за себя! Моя цель – уберечь тебя и твоих близких от опасности, а об остальных людях пусть у кого другого болит голова.
– Скажи, – тут она с подозрением попыталась взглянуть ему прямо в зрачки, – а вот, если бы я сейчас не пришла сюда и не узнала о том, что ты мне сказал, мы бы просто умерли все, так же как и остальные, так ничего и не поняв?
– Не говори ерунды! – обозлился лейтенант, отводя свои глаза от требовательного взора Анны. – Просто ты меня немного опередила. Я уже собирался тебе позвонить и обо всем предупредить. И вообще, на каком таком основании ты тут устраиваешь мне допросы!?
– Я просто спросила, – тихо и с какой-то обреченной грустью в голосе, – ответила она.
Ощутив по ее тону, что совершил очередную глупость, он попытался, как мог, исправить ситуацию, а потому быстро привлек ее к своей груди и резко приник к ее губам. Однако, вопреки ожиданиям, не почувствовал никакого ответа на свой порыв. Губы девушки были холодны и сомкнуты. Он неловко потоптался, не зная, что еще предпринять такого, чтобы смягчить неловкость ситуации, но, как назло, ничего путного в голову не приходило. Поэтому, еще раз оглянувшись на капитана, которому уже порядком поднадоело подкашливать, наблюдая семейную сцену, Стефан просто сказал, переходя с полушепота на нормальный тон:
– Ганна, ты должна немедленно покинуть расположение батареи. Сейчас сюда вернется присланный из Киева командир бригады и будет нехорошо, если он застанет тебя здесь. Я уж не говорю, что за это попадет и мне и капитану, – он кивнул в сторону Тарасюка, – а потому, иди поскорей отсюда, да не забудь о том, что я тебе наказывал.
Он взял девушку за плечи и, повернув ее спиной к себе, легонько оттолкнул. Та, как сомнамбула, не говоря ни слова и не оборачиваясь нетвердой походкой, как у слепого человека в незнакомом ему месте, побрела прочь. Он хотел окликнуть ее и сказать на прощанье, что-нибудь примиряющее, но подумав, не стал этого делать, решив отложить дальнейшие выяснения отношений на потом. Она уходила все дальше и дальше, а у него словно бы ноги приросли к земле, пустив туда свои корни, и сердце вдруг охватило такое ощущение, будто видит он ее в последний раз. Сзади неслышно подошел капитан Тарасюк и положил ему на плечо свою руку.
– Нэ журысь, хлопче!51 Жизнь она завсегда непросто протекает, в особенности семейная. Это я тебе говорю, как женатый со стажем, почти что в пятнадцать лет и имеющий двоих спиногрызов. Вот увидишь, к вечеру уже все уляжется, и вы помиритесь. Чай, не в последний раз.
Последнее предложение он произнес не так уверенно, поэтому оно прозвучало как-то особенно зловеще. Лейтенант, слегка удивленный таким нежданным панибратством со стороны командира, которого он считал «сухарем», повернул к нему голову, но не успел ничего сказать в ответ. К ним уже подъезжала, возвращавшаяся колонна нового комбрига. Правду сказать, ни в какие другие батареи маленькая колонна автомобилей и не думала заезжать. Она просто переждала какое-то время в соседней лесополосе, и вот теперь как бы вернулась к изначальному месту пребывания.
IV
– Ну, что капитан, – наигранно-бодрым тоном обратился к нему Остап Григорьевич, выскакивая из кабины «санитарки», – готовы к моему инструктажу и отражению вражеской атаки?