Озабоченно поглядывая на часы, капитан подошел к комбригу.
– Пан полковник, разрешите личному составу приступить к ужину.
– Капитан, – намеренно опуская «пана» сухо ответил полковник, – я, между прочим, на ногах с самого утра, и у меня маковой росинки во рту еще не побывало. Однако урчание моего желудка никак не заглушает во мне зова служебного долга.
– Но… – хотел было возразить ему Тарасюк в том смысле, что не все рядовые батареи готовы проникнуться служебным рвением, и осекся на полуслове, наткнувшись на холодную и презрительную позу Остапа Григорьевича.
– Никаких «но», капитан Тарасюк, – жестко оборвал он того. – Доложите о готовности батареи к ведению огня.
– К ведению огня, батарея готова, пан полковник, – уныло доложил Николай Игнатович, умолчав о том, что по причине изношенности стволов, снаряды все равно не долетят до ближайших, хоть сколько-нибудь важных позиций сепаратистов, не считая редко разбросанных блокпостов.
– Отлично, – резюмировал комбриг, как будто и не сомневался в ответе начарта. Подойдя к сваленным пустым ящикам от использованных ранее снарядов, он соорудил из них нечто вроде небольшого помоста, для возвышения над окружающими и ловко вскарабкался на него. Там он вскинул к глазу мощный японский монокуляр, болтавшийся у него на ремне, и начал обозревать пространство, почему-то повернувшись спиной к невидимой линии разграничения. Взгляд его упирался в дома, расположенные на окраине Волновахи. Тарасюк уже хотел съехидничать по поводу того, что позиции противника находятся в противоположной от наблюдателя стороне, но тот опередил его:
– Скажите, пан капитан, какова приблизительная дальность от этой позиции, где сейчас с вами находимся до домов, расположенных на окраине города?
– Около двух километров, пан полковник, – ответил тот, пожимая плечами от нелепости заданного вопроса.
– Какова дальность прямого выстрела ваших гаубиц? – продолжил допытываться настырный Остап Григорьевич. – Причем, я имею в виду не паспортную дальность, а реальную. Все и так знают, что стволы ваших орудий изношены до предела.
– По паспорту около шести километров, а на деле, думаю, что не более двух-двух с половиной, – опять недоуменно пожал плечами Тарасюк. – Мы не пробовали стрелять прямой наводкой. В пределах видимости таких целей нет, – пояснил он.
– Двух с половиной, – задумчиво повторил за ним полковник, все еще не отрываясь от монокуляра. Затем, послюнив указательный палец, как недавно ему советовал капитан, выставил его кверху, проверяя направление ветра таким примитивным, но все же рабочим способом. Тарасюк растерянно топтался рядом, запрокинув голову, и глядел на комбрига, явно не понимая смысла его поведения и задаваемых им вопросов.
– Так, точно. Думаю, что не более того, – поддакнул он выраженным вслух мыслям комбрига.
– Если взять с возвышением, то и гораздо дальше, не так ли?
– Это, смотря какое возвышение будет, – осторожно вставил капитан. – Если, к примеру, взять угол возвышения в 45◦, то, пожалуй, и все десять километров осилит.
– А скажите-ка, пан капитан, артиллерия сепаратистов может достать до города? – вновь завел непонятные разговоры Остап Григорьевич и тут же, как бы оправдываясь, пояснил. – Я, ведь, как вы и сами догадываетесь, не артиллерист, знанием тонкостей вашей профессии не обладаю, поэтому и интересуюсь.
– На моей памяти не случалось, чтобы сепаратисты обстреливали город, хоть у них, не в пример нашей, артиллерия будет посвежее. До нас они, конечно, при желании дотянуться смогут, но разброс будет великоват, поэтому прицельную стрельбу они вряд ли затеют, если не станут использовать беспилотники для коррекции огня. Но с этим у них дела обстоят не очень-то, – со знанием дела попытался объяснить Тарасюк.
– Спасибо, Николай Игнатович, – поблагодарил его за пояснения комбриг, впервые назвав по имени и отчеству. – Ну, что ж, тогда, пожалуй, приступим. Отдайте приказ командиру батареи на изменение направления огня.
– Как это, изменить направление?! – не понял Тарасюк. – На сколько градусов?