– Ты доложил, что все в порядке и дело сделано, а вдаваться в подробности, да еще по радиосвязи, не в твоей привычке. А я желаю знать все детали. Как? Что? Кто тебя видел? Не узнал ли кто чего лишнего? Тут каждая деталь важна.
Визитер тяжко вздохнул. Видимо вдаваться в детали вчерашней операции ему не доставляло никакой радости, но приходилось подчиняться воле начальства. Весь рассказ со всеми подробностями уложился в полчаса. Бурба слушал заинтересованно, иногда по ходу рассказа вставляя вопросы и замечания.
– Значит, говоришь, они именовали тебя Остапом Григорьевичем? Ловко ты переставил свое имя и отчество. И документы, предъявленные тобой не вызвали никаких нареканий?
– Я не дал им долго вчитываться в свои бумаги, хоть они и были в порядке, – хохотнул собеседник.
– Ну, что ж, тогда мне только остается поздравить тебя с успешным выполнением специального задания. В понедельник я выйду с ходатайством к Верховному Командованию о награждении тебя званием Героя Украины. По закрытому списку, естественно.
– Я работал не один, Василий Василич, – засмущался спецназовец.
– Не волнуйся. О твоих ребятах тоже позаботятся, – слегка поморщился Бурба.
– Кстати, по поводу моих ребят, – вскинулся полковник. – Что-то я ничего не пойму. Мы почти трое суток были на ногах, и не успели не то, что выспаться, но даже умыться и сменить белье, как всех моих людей сажают в самолет и отправляют на Яворовский полигон. Меня же, в срочном порядке требуют явиться к тебе на доклад, сюда, в этот кабинет, в нарушение всех правил конспирации. А ведь не мной установлено, что после каждого выхода в «поле», положен, как минимум, трехсуточный отдых. Ты мне объясни, что за чехарда у вас тут творится? И кто этот умник, который действует вопреки всем правилам?
– Этим «умником», как ты только что выразился, являюсь я сам. И сделал я это специально, полностью осознавая свои действия, – бесцветным голосом поведал генерал своему подчиненному.
– Не понял. Поясни, – вскинул недоуменно брови Григорий Остапович.
– Да, что тут пояснять? Ты ведь и сам не ребенок. И сам уже должен был обо всем догадаться. Мы ввязались в очень опасные геополитические игры, где просто не может быть места лишним свидетелям ни с той, ни с нашей стороны. А тебя, вызовом к себе, я просто хотел спасти, потому что мы с тобой не просто друзья, но ты еще и крестный моего младшего сына.
– То есть, ты хочешь сказать, что… – полковник даже привстал от догадки, промелькнувшей у него в мозгу.
– Да, – жестко ответил ему генерал, глядя прямо в переносицу своего друга, будто прицеливаясь. И взгляд у него был при этом настолько холодный, что мурашки побежали по позвоночнику Григория.
– Но как же так?! Ведь они мне были как братья. Мы шесть с лишним лет работали бок о бок, участвуя во многих секретных операциях. А ты вот так, запросто, перечеркнул судьбы двадцати семи самых опытных и самых верных специалистов своего дела!
– Не мне говорить тебе прописные истины. Ты и сам прекрасно знаешь, что жизнь, а особенно наша, это шахматная доска, где для спасения короля зачастую требуется жертвовать пешками.
– Они, значит, для вас пешки?! – криво и жалко выдавил из себя улыбку полковник. – А я тогда, какой фигурой являюсь в этой шахматной партии?
– Ну, уж точно не пешкой.
– Ага. Меня, стало быть, оставили на развод?
Бурба, молча склонил голову, в знак согласия.
– Понятно, – процедил он, стиснув зубы. – Скажи: как?
– Тебе обязательно это знать сейчас? По телевизору вечером скажут.
– Да, хочу знать, – заупрямился подчиненный.
– Авиакатастрофа при заходе на посадку.
– А их семьи?
– Об этом мог бы и не спрашивать. Они получат все причитающиеся им выплаты по потере кормильца. Да, кстати, насчет выплат…
Василий Васильевич выдвинул один из ящиков стола и пошарив в глубине, вытащил на свет две банковские пачки по пятьдесят тысяч евро.
– Вот, держи, – пододвинул он к спецназовцу пачки купюр. – Езжай на какой-нибудь одесский курорт, погрей свои старые косточки. А лучше всего ляг «на дно» и затаись на время. Сейчас вся шумиха поуляжется, и глядишь, через пару-тройку месяцев я опять призову тебя на тайные ратные дела во имя великой Украины.
Григорий неуверенно потыкал пальцем в лежащие на столе деньги, борясь со стойким желанием швырнуть их в лицо шефа, но все же пересилил себя и после некоторого раздумья сунул их себе в нагрудный карман. Затем тяжко вздохнул и встал со стула, понимая, что разговор на этом окончен и продолжения не будет.
– Я свяжусь с тобой по известному тебе каналу, – услыхал он слова, сказанные ему вслед.