– Неужели в них есть что-то особенное?
– Они более реалистичные.
Генри пригляделся к ним внимательнее.
– Ты это верно подметила, – сказал он. – Сам я об этом никогда бы даже не подумал.
Ребекка мало что понимала в классическом искусстве. Ее образование заключалось в том, что она слушала немолодых, строгих учителей, зачитывающих вслух учебники в похожих на зияющие пещеры мрачных классах с покосившимися щелястыми окнами. Вдалеке – обдуваемые ветрами поля всевозможных оттенков коричневого… долгая дорога до школы в колготках, от которых вечно зудят ноги… в животе еще теплится завтрак… по полю медленно ползет трактор, а за ним шлейфом вьются крохотные птицы.
Ребекка пошевелила ногами – они начали затекать.
Генри что-то говорил, а она мысленно видела только руку своего старого учителя, выводящую что-то на классной доске.
Скоро домой.
Она уже вдыхала аромат дедовского жаркого.
Тусклый день, вторник.
Легендарная Франция была для Ребекки чем-то неведомым. Страной, совсем незнакомой современному молодому поколению. Она никогда не была в центре Парижа – в музеях. Невзирая на желание стать художницей, она боялась повстречаться там со своей матерью и бесповоротно спугнуть ее или, хуже того, не узнать. Впрочем, Эйфелеву башню она все же как-то раз видела – по телевизору в канун Нового года.
Музей Древней Агоры представлял собой длинный желтый коридор с высокими стеклянными стендами и женщинами-охранницами, которые явно не жаловали посетителей.
Генри повел Ребекку к стенду, казавшемуся, на первый взгляд, пустым.
Однако внутри помещался неглубокий ящик с насыпанными холмиками сухой земли, откуда торчали явные костные фрагменты. Генри показал на полоску челюстной кости, хрупкую бедренную кость и несколько древних зубов.
– Это могила маленькой девочки, – сказал он. – Она умерла, когда ей было года три. Видишь вон те браслеты?
Ребекка кивнула.
– Так вот, в них ее и похоронили: они были у нее на запястьях, когда ее положили в гроб, и так на них и остались.
– А когда она умерла?
– Около трех тысяч лет назад.
Ребекка долго не отрывала глаз от останков девочки. Вокруг нее прохаживались люди.
– Отчего мне стало так грустно? – обратилась она к Генри. – Ведь она умерла давным-давно.
Генри кивнул, но с места не тронулся, ожидая, когда она будет готова идти дальше.
Скользя ногами по полу, они медленно прошли мимо стендов с маленькими каменными фигурками, горшками, чашами, детским стульчиком и украшениями. Задержались у стенда с черепушками, на которых виднелись какие-то надписи.
– Остраконы, – пояснил Генри. – С именами людей, которых ссылали по воле граждан.
– За что?
– Не знаю – может, за то, что они были мерзавцы.
Генри прочел имена мерзавцев:
ОНОМАСТ
ПЕРИКЛ
АРИСТИД
КАЛЛИЙ
КАЛЛИКСЕН
ГИППАРХ
ФЕМИСТОКЛ
БУТАЛИОН
– Достаточному числу людей довольно было написать одно и то же имя, и этого человека просили покинуть город на десять лет, – объяснил Генри.
– Интересно, что с ними потом было, – задумчиво проговорила Ребекка.
– А что обычно бывает с ссыльными – в конце концов они обретают свободу.
– Занятная история, – сказала Ребекка.
– Правда?
– Да, потому что она про нас.
Генри усмехнулся.
– Мы что, тоже в ссылке?
Ребекка кивнула.
– И свободны от обязательств перед судьбой.
Генри улыбнулся.
– Прекрасная мысль.
Затем они прошли мимо витрины с артефактами, поднятыми со дна какого-то колодца. Это были масляные лампы – их, заметил Генри, должно быть, обронили туда ночью: они стояли на самом краешке, пока кто-то опускал и поднимал бадью. Там же лежали осколки чаш, блюда для запекания, с которыми кто-то, кто жил рядом с колодцем, ходил за водой. Лежала там и ваза в форме младенца – наверно, очень дорогая по тем временам. Ребекка сказала Генри, что это ее самый любимый экспонат.
– Потому, – объяснила она, – что это так и останется тайной, зачем люди выбрасывают ценные вещи.
– Что верно, то верно, так оно и есть, – тихо проговорил Генри, задумавшись над ее словами. – Давайте пойдем куда-нибудь и поразмышляем на эту тему.
Выйдя из музея, они увидели пустую мраморную скамейку.
Генри раскрыл покрытый пылью кожаный портфель, который носил с собой. Внутри лежали бутылка воды, какая-то тонкая книжица и пригоршня занятных камней, которые он где-то подобрал.