«Сесть на землю к помещику? Закрепостить будущих детей? Или идти в лакеи к барину, низко гнуть перед ним спину? Но я и вражьим пулям не кланялся…»
И закинул отставной солдат за спину котомку с краюхой хлеба и десятком вареных яиц и зашагал прямиком в Сибирь, где, по слухам, жилось простому люду малость полегче, хоть и ссылал туда царь борцов за народное счастье.
Иван Окша обосновался на берегу быстрого Иртыша, неподалеку от Омска, женился, пахал землю, растил детей. Его дочь Саша вышла замуж за статного, рослого Петра Ивановича Пономаренко, которого в Сибири волостной писарь переименовал просто в Пономарева.
Александра Ивановна Окшина-Пономаренко была моей бабкой по матери. В поисках лучшей доли Петр Пономаренко двинулся на Алтай. Уже в зрелом возрасте завел он немудрящую водяную мельничку в Секисовке, где больше века множился род Волковых, населявших чуть не полдеревни. Здесь, на южном Алтае, у подножия величавой горы Гладе́нь, суждено было встретиться потомкам Архипа Волкова и Ивана Окши.
Старший сын Михайлы Архипыча, Мелентий, по достижении призывного возраста был взят в армию, это случилось в 1882 году. Попал Мелентий в пехоту, в батальоне его определили в учебную команду, где готовился младший комсостав — ефрейторы, унтер-офицеры. У Мелентия Волкова оказались блестящие способности, огромная тяга к ученью. Офицеры поражались быстрому развитию крестьянского парня из глухой старообрядческой деревни. Мелентий вскоре заработал три белые нашивки на погоны[6], и начальство поговаривало о том, что стоило бы послать способного служаку в офицерскую школу. Но не стерпел молодой унтер-офицер, дерзко ответил на грубое слово начальника, и офицерская школа стала для него такой же далекой, как звезды на небе. Разжалованный унтер хотел пустить себе пулю в лоб, одиноко стоя в ночном карауле. Но подумал о том, что вся его жизнь еще впереди, и решил: «Если мне не судьба получить образование, будут учиться мои дети».
За год дл окончания службы Мелентий чудом спасся от гибели. Служил он тогда в гарнизоне города Верный (ныне Алма-Ата) и пережил знаменитое верненское землетрясение 28 мая 1887 года. Жертвы насчитывались тысячами, все каменные дома в городе разрушились. Рухнула и солдатская казарма, тяжелая потолочная балка, упав наискось, прошумела над головой Мелентия. Таща на себе товарища с раздробленными ногами, солдат с трудом выбрался из развалин…
Через год отслуживший свой шестилетний срок солдат вернулся в родную Секисовку. Михайла Архипыч с нетерпение ожидал старшего сына, наследника хозяйства. Мелентий женился, но девушку взял не из своих, деревенских. Его любовь завоевала веселая, светлокосая Соломея Пономаренко с мягким украинским говором, с плавными движениями, задушевно певшая грустные украинские песни.
Мелентий не оправдал отцовских надежд: после долгих раздумий и колебаний он объявил Михайле Архипычу, что уходит в город, на сверхсрочную солдатскую службу.
— На легкие хлеба захотел? — ядовито спросил старик.
— Фельдфебелем[7] обещали взять. Тоже нелегкий хлеб, зато детей выучу.
Невзрачный низенький старик с сивой головой точно вырос, преобразился. Он величаво произнес:
— Нет тебе моего благословения на уход! И коли покинешь дом, пусть ноги твоей больше здесь не будет!
Произошла тяжелая сцена. Бабка Аксинья и молодуха Соломея заголосили, хватая мужей за руки, падали перед ними на колени, умоляли помириться. Но Михайла и сын его были настоящие упорные сибиряки: ни тот, ни другой не отступили от своего решения. Мелентий сурово бросил молодой жене: «Собирайся!» Он молча вышел из родительской избы и в трескучую зимнюю стужу повел Соломею в Усть-Каменогорск, за сорок верст. Бабка Аксинья, рыдая, бежала за сыном до околицы и там, перекрестив его в последний раз, долго стояла, пока две смутные тени не исчезли в морозной дымке…
Отец с сыном помирились только через два года, когда родился Саша, первенец в многодетной семье Мелентия Волкова. Случилось это 14 (1) июня 1891 года.
Я не мыслю свое детство без книги. Читать я выучился необычайно рано, на четвертом году жизни. По требованию мамы папа учил ее грамоте, а я вертелся около и запоминал буквы.
В пять лет я уже читал толстенькие томики Майн Рида в приложении к журналу «Вокруг Света», который мы получали в 1896 году. Теперь я удивляюсь, как папа на свое скудное фельдфебельское жалованье умудрялся ежегодно выписывать какой-нибудь журнал: то «Вокруг Света», то «Ниву», то «Природу и Люди», то «Родину»… В конце концов, из приложений к этим журналам у нас составилась порядочная библиотечка.