– Не ранены ли вы, друг мой? Вы так бледны!
– Нет, но со мной случилось ужасное происшествие. Вы одни, Атос?
– Кто же может быть у меня в это время?
– Хорошо, – сказал д’Артаньян и бросился в комнату Атоса.
– Ну, говорите же, – сказал Атос, запирая дверь на задвижку, чтобы никто не помешал им. – Разве умер король? Или вы убили кардинала? Вы совершенно расстроены: говорите же скорее, я, право, умираю от беспокойства.
– Атос, – сказал д’Артаньян, снимая женское платье и оставаясь в одной рубашке, – приготовьтесь услышать невероятную историю.
– Прежде наденьте этот халат, – сказал мушкетер своему другу.
Д’Артаньян, надевая халат, попал не в тот рукав, до того он был расстроен.
– Ну? – сказал Атос.
– Слушайте! – отвечал д’Артаньян, наклоняясь к уху Атоса и понижая голос, – миледи заклеймена цветком лилии на плече.
– О! – вскричал мушкетер, как будто пораженный пулею в сердце.
– Скажите, – продолжал д’Артаньян, – уверены ли вы, что та умерла?
– Та? – сказал Атос так тихо, что д’Артаньян едва мог расслышать.
– Да, та, о которой вы говорили мне однажды в Амьене.
Атос издал стон и опустил голову на руки.
– Эта, – продолжал д’Артаньян, – женщина 26 или 28 лет.
– Блондинка? – спросил Атос.
– Да.
– Глаза светло-голубые, со странным блеском, ресницы и брови черные.
– Да.
– Высокого роста, хорошо сложена? У нее недостает одного глазного зуба, с левой стороны?
– Да.
– Знак лилии небольшой рыжего цвета и как будто терт слоем отрубей, который к нему прикладывают?
– Да.
– Но вы говорите, что она англичанка?
– Ее называют миледи, но может быть, она и француженка. Лорд Винтер ее зять.
– Я могу видеть ее, д’Артаньян?
– Берегитесь, Атос, берегитесь; вы хотели убить ее. Эта женщина способна отплатить вам тем же и не сделает промаха.
– Она не осмелится сказать ни слова, чтобы не выдать себя.
– Она способна на все! Видели ли вы когда-нибудь ее взбешенною?
– Нет, – сказал Атос.
– Это тигрица, пантера! Ах, любезный Атос, я боюсь, что навлек на нас обоих ужасное мщение!
Д’Артаньян рассказал о безумном гневе миледи и ее угрозах убить его.
– Вы правы, не стоит рисковать жизнью из-за пустяков, – сказал Атос. – К счастью, мы послезавтра уезжаем из Парижа; по всей вероятности, мы поедем к Ла-Рошели и тогда…
– Она последует за вами на край света, если узнает вас, Атос. Пусть же ненависть ее обратится на одного меня.
– Ах, любезный друг, что за беда, если она и убьет меня, – сказал Атос. – Разве вы думаете, что я дорожу жизнью?
– Во всем этом кроется какая-то ужасная тайна, Атос. Я уверен, что женщина эта шпион кардинала.
– В таком случае будьте осторожны. Если ваша поездка в Лондон не внушала кардиналу глубокого уважения к вам, то он ненавидит вас; но так как, во всяком случае, он не может упрекнуть вас ни в чем открыто, и как, наверное, он будет мстить вам, то остерегайтесь! Не выходите со двора одни; не ешьте ничего, не удостоверившись, что оно не отравлено; не доверяйте никому, даже своей тени.
– К счастью, – сказал д’Артаньян, – нам надо прожить только до послезавтра; а в армии, надеюсь, нам не придется бояться никого кроме неприятеля.
– Между тем, – сказал Атос, – я не буду больше сидеть дома и буду везде с вами. Вам нужно идти на улицу Могильщиков, я пойду с вами.
– Но как это ни близко, я не могу же выйти в таком виде, – сказал д’Артаньян.
– Это справедливо, – сказал Атос и позвонил.
Гримо явился.
Атос сделал ему знак сходить к д’Артаньяну и принести ему платье.
Гримо ответил знаком, что понимает, и отправился.
– Ах, да! Однако это вовсе не подвинуло вперед дела о нашей экипировке, любезный друг, – сказал Атос, – потому что, если я не ошибаюсь, вы оставили все свое платье у миледи, которая, без сомнения, не будет заботиться о том, чтобы возвратить его вам. Хорошо, что у вас есть сапфир.
– Этот сапфир ваш, любезный Атос! Ведь вы говорили, что этот перстень фамильная драгоценность.
– Да; мой отец купил его за две тысячи экю, как он когда-то говорил мне; он подарил его в числе свадебных подарков моей матери, и это был великолепный подарок. Мать подарила его мне, а я был так глуп, что вместо того, чтоб хранить это кольцо как святыню, отдал этой низкой женщине.
– Так возьмите же этот перстень, любезный друг; я понимаю, что вы дорожите им.
– Нет! Взять его, после того как он был в руках этой женщины! Никогда! Этот перстень осквернен, д’Артаньян.
– Так продайте его.
– Продать драгоценность моей матери! Уверяю вас, что я считал бы это осквернением святыни.
– Ну, так заложите его; вам дадут за него больше тысячи экю. Эта сумма превышает ваши надобности; потом вы его выкупите при первых деньгах и возьмете его уже очищенным от старых пятен, потому что оно пройдет через руки ростовщика.