– Кто же этот другой? – спросила миледи, – не можете ли вы сказать мне его имя?
В это время послышался на лестнице звук шпор и голоса нескольких человек, проходивших мимо двери; они удалились, только шум шагов одного из них приближался к дверям.
– Вот кто, – сказал офицер, посторонившись с почтением и покорностью.
В то же время дверь отворилась и неизвестный вошел.
Он был без шляпы, со шпагой на перевязи и держал в руке платок.
Миледи, казалось, узнала его издалека; она оперлась рукой на ручку кресел и вытянула вперед голову, чтоб убедиться в своем предположении.
Незнакомец медленно подошел. По мере того как он приближался к свету, бросаемому лампой, миледи невольно отодвигалась назад.
Потом убедившись, что она ошиблась, она вскричала с удивлением:
– Брат мой! это вы!
– Да, моя красавица! это я! – отвечал лорд Винтер, – делая ей полулюбезный, полунасмешливый поклон.
– Так этот замок?
– Мой.
– Эта комната.
– Ваша.
– Следовательно, я у вас в плену?
– Почти.
– Но это ужасное злоупотребление силы?
– Не говорите громких фраз; сядем и поговорим спокойно, как прилично брату и сестре.
Потом обернувшись к двери и видя, что офицер ожидал его приказаний, он ему сказал.
– Хорошо, благодарю вас; теперь, оставьте нас, г. Фельтон.
II. Разговор брата с сестрой
Пока лорд Винтер запирал дверь, закрывал ставни и приставил стул к креслам своей невестки, миледи делала разные предположения и угадала весь план заговора, которого не могла понять, пока не знала, в чьи руки она попала. Она знала своего зятя как хорошего дворянина, ловкого охотника, бойкого игрока, волокиту, но никак не предполагала в нем искусства вести интриги. Как мог он узнать о ее приезде? Как мог он велеть схватить ее? И для чего он держал ее в плену?
Хотя из нескольких слов Атоса она могла заключить, что разговор ее с кардиналом был подслушан, но она никак не думала, чтоб он мог так скоро и смело устроить ей засаду. Она больше боялась, не открыли ли прежние похождения ее в Англии. Может быть, Бокингем догадался, что это она отрезала два наконечника, и мстит за эту измену; но Бокингем неспособен был на насилие против женщины, особенно если он думал, что женщина эта действует против него из ревности.
Это предположение казалось ей самым вероятным; она думала, наверное, что ей хотят отомстить за прошедшее, а не предупредить будущее. Во всяком случае, она радовалась, что попала в руки своего зятя, от которого надеялась легко отделаться, а не в руки открытого и умного врага своего.
– Да, поговорим, братец, – сказала она с веселым видом, решившись, несмотря на скрытность лорда Винтера, выведать из разговора с ним все, что ей было нужно, чтобы сообразно тому действовать впоследствии.
– Итак, вы решились возвратиться в Англию, – сказал лорд Винтер, – несмотря на то, что вы часто говорили мне в Париже, что никогда нога ваша не будет в Великобритании?
Миледи на вопрос его отвечала другим вопросом.
– Прежде всего, – сказала она, – объясните мне, каким образом вы следили за мной так зорко, что знали вперед не только о моем приезде, но даже о дне и часе приезда, и в каком порте я пристану.
Лорд Винтер принял ту же тактику, думая, что это верно самая лучшая, потому что сестра его держалась ее.
– Но скажите мне, любезная сестра, – продолжал он, – зачем вы приехали в Англию?
– Повидаться с вами, – отвечала миледи, не зная, что этим ответом она еще больше увеличивала подозрение, родившееся в уме зятя ее от письма д’Артаньяна, и желая этою ложью приобрести расположение своего собеседника.
– А, вы хотели повидаться со мной! – сказал, нахмурившись, лорд Винтер.
– Разумеется. Что же тут удивительного?
– И приезд ваш в Англию не имеет другой цели кроме этого свидания?
– Нет.
– Значит, только для меня вы беспокоились переезжать через Ла Манш?
– Только для вас.
– Черт возьми, какая нежность, сестрица!
– Но разве я не ближайшая родственница ваша? – спросила миледи с самою трогательною наивностью.
– И даже моя единственная наследница, не правда ли? – спросил лорд Винтер, смотря ей прямо в глаза.
Хотя миледи очень умела владеть собой, но не могла не вздрогнуть при этом вопросе, и лорд Винтер, взяв ее за руку при последних словах, заметил это.
Действительно, удар был нанесен метко и глубоко. Миледи тотчас пришла в голову мысль, что Кетти изменила ей и рассказала барону отвращение к нему, высказанное ею так неосторожно в присутствии служанки; она вспомнила также неистовые и неблагоразумные выходки свои против д’Артаньяна в то время, когда он спас жизнь ее зятю.