На нее нашло внезапное вдохновение вроде того, которое является только гениальным людям в критические минуты, когда решается судьба всей жизни их.
Эти два слова «ваша обедня» и взгляд, брошенный ею на Фельтона, объяснили ей всю важность ответа, которого от нее ожидали.
Со свойственною ей быстротой соображения она отвечала, не задумавшись.
– Мне! – сказала она с тем же пренебрежением, какое заметила в словах офицера; – мою обедню! лорд Винтер, развращенный католик, очень хорошо знает, что я не принадлежу к его вере; он хочет поймать меня в западню.
– Какой же вы веры? – спросил Фельтон с удивлением, которого не мог скрыть, при всем уменьи владеть собой.
– Я скажу это только тогда, когда пострадаю за свою веру, – сказала миледи с притворною восторженностью.
Миледи видела по глазам Фельтона, что она много выиграла этим ответом.
Несмотря на то, он не сказал ни слова, только глаза его обнаруживали его мысли.
– Я в руках врагов моих, – продолжала она с восторженностью, подмеченною ею у пуритан. – Господь спасет меня, или я погибну за Господа моего; вот ответ, который прошу вас передать лорду Винтеру. Что же касается до этой книги, – прибавила она, указывая пальцем на молитвенник, но не дотрагиваясь до него, – вы можете взять ее и сами ею пользоваться, потому что вероятно, вы вполне сообщник лорда Винтера, как в угнетении моем, так и в ереси.
Фельтон молча взял книгу и ушел в задумчивости.
Лорд Винтер пришел около пяти часов вечера; миледи успела в продолжение дня составить план своих действий; она приняла его так, как будто она была ни в чем не виновата.
– Кажется, вы отступились от своей веры, – сказал барон, садясь в кресло напротив миледи и небрежно протягивая ноги.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что со времени последнего свидания нашего вы переменили веру: уж не вышли ли вы за третьего мужа, протестанта?
– Объяснитесь, милорд, – сказала с важностью пленница, – потому что, право, я вас не понимаю.
– Может быть, вы не исповедуете никакой веры, это еще лучше, – сказал насмешливо лорд Винтер.
– Конечно, это больше сообразно с вашими правилами, – сказала хладнокровно миледи.
– Признаюсь вам, что это для меня совершенно все равно.
– Если бы вы и не признавались в своем равнодушии к вере, то ваш разврат и ваши преступлении уже достаточно обнаруживают его.
– А, вы говорите о разврате, госпожа Мессалина, Леди Макбет! или я не расслышал, или вы очень бесстыдны.
– Вы говорите такие речи, потому что вы знаете, что наш разговор подслушивают, – сказала хладнокровно миледи, – и хотите вооружить против меня ваших тюремщиков и палачей.
Тюремщиков! палачей! А, вы начинаете говорить как поэт, и вчерашняя комедия переходит сегодня в трагедию. Впрочем, через восемь дней вы будете там, где вам следует быть, а мое дело будет кончено.
– Дело бесчестное! безбожное! – сказала миледи с увлечением жертвы, упрекающей своего судью.
– Право, мне кажется, что она сходит с ума, – сказал Винтер, вставая. – Успокойтесь же, моя пуританка, а то я велю посадить вас в тюрьму. Верно, это мое испанское вино подействовало на вашу голову, не правда ли? Но успокойтесь, это отчаяние не опасно и не будет иметь никаких последствий.
И лорд Винтер ушел.
Фельтон был действительно за дверью и не проронил ни слова из этой сцены.
Миледи угадала.
– Ступай, – сказала она вслед брату: – напротив, последствия скоро будут, но ты, глупец, заметишь их тогда только, когда уже нельзя будет их уничтожить.
Снова наступила тишина; прошло два часа, принесли ужин, миледи в это время громко читала молитвы, которым научилась у старого слуги своего второго мужа своего, самого строгого пуританина. Она казалась восторженною и не обращала никакого внимания на то, что происходило вокруг нее. Фельтон сделал знак, чтобы ей не мешали, и когда все было приготовлено, он тихо вышел с солдатами.
Миледи знала, что за нею наблюдают и прочитала все молитвы до конца; ей казалось, что солдат, бывший на часах у ее двери, не ходил по коридору, а как будто слушал ее.
На этот раз она была довольна; она встала, села за стол, ела мало и пила только воду.
Через час пришли убрать стол, но миледи заметила, что Фельтон в этот раз не пришел с солдатами. Следовательно, он боялся видеть ее слишком часто.
Она обернулась к стене, чтоб улыбнуться, потому что выражение торжества в этой улыбке могло изменить ей.