– О, очень коротко.
– Капитана королевских мушкетеров?
– Да.
– О, в таком случае, – сказала послушница, – вы увидите, что мы скоро познакомимся коротко, даже подружимся; если вы знакомы с де Тревилем, то вы верно бываете у него?
– Часто, – сказала миледи, – видя, что ложь помогает ей.
– У него вы, вероятно, встречали кого-нибудь из его мушкетеров.
– Всех, которые обыкновенно у него бывают, – отвечала миледи, для которой разговор этот становился очень занимательным.
– Скажите, кого из них вы знаете; они почти все мои друзья.
– Я знаю Сувиньи, де Куртиврона, де Ферюсака, – сказала с замешательством миледи.
– Не знаете ли вы Атоса? – спросила послушница.
Миледи побледнела как полотно, и, как она ни умела владеть собой, но не могла не вскрикнуть, схватив послушницу за руку и пристально смотря на нее.
– Что с вами? О, Боже мой! – спросила послушница: – разве я сказала вам что-нибудь неприятное?
– Нет; но это имя поразило меня, потому что я знала прежде этого дворянина, и мне показалось странным, что вы его знаете.
– О, да, очень хорошо знаю и не только его, но и друзей его Портоса и Арамиса.
– В самом деле! я также знаю их, – сказала миледи, у которой мороз прошел по всему телу.
– Если вы знаете их, то вам должно быть известно, что они добрые и храбрые товарищи; отчего же вы не обратитесь к ним, если вам нужна защита?
– To есть, – сказала с замешательством миледи, я ни с одним из них коротко не знакома, но знаю их потому, что мне часто говорил о них друг их, д’Артаньян.
– Вы знаете д’Артаньяна! – вскричала послушница, схватив миледи за руку и смотря пристально ей в глаза.
Но заметив странное выражение лица миледи, она спросила:
– Извините, если я спрошу вас, каким образом вы его знаете?
– Я знаю его как друга, – отвечала миледи.
– Вы обманываете меня, – сказала послушница; – вы были его любовницей?
– Вы сами были его любовницей, – вскричала миледи.
– Я!
– Да, вы; теперь я знаю, кто вы: вы г-жа Бонасьё.
– Послушница отступила назад с удивлением и ужасом.
– Отвечайте мне, не скрывайтесь, – сказала миледи.
– Да, – сказала послушница; – мы, кажется, соперницы?
Лицо миледи приняло такое дикое выражение, что во всяком другом случае г-жа Бонасьё убежала бы с ужасом, но теперь ревность придала ей силу.
– Скажите же, – продолжала она с энергией, которой, казалось, нельзя было ожидать от нее, – были ли вы его любовницей?
– Нет! – отвечала миледи таким голосом, что нельзя было сомневаться в искренности ее: – никогда! никогда!
– Я верю вам, – сказала г-жа Бонасьё; – но отчего же вы так вскрикнули?
– Как! вы не понимаете? – отвечала миледи, оправившаяся уже от своего смущения.
– Как же мне понять? я ничего не знаю.
– Вы не понимаете, что так как д’Артаньян мой друг, то он поверял мне все свои тайны.
– В самом деле?
– Вы не понимаете, что мне все известно: похищение ваше из маленького домика в Сен-Жермене, отчаяние его и друзей его и бесполезные поиски их. И как же мне не удивиться, когда, совсем неожиданно, я вдруг встречаю вас, мы так часто говорили с ним о вас; он любит вас всею душой и заставил меня тоже полюбить вас, хотя я вас никогда не видала. Ах, любезная Констанция, наконец, я нашла вас, наконец, я вас вижу!
И миледи протянула руку к г-же Бонасьё. Эта несчастная, успокоенная словами ее, видела теперь в ней уже не соперницу, а искреннюю и преданную подругу.
– О, простите меня, простите! – вскричала она, наклонившись к ней на плечо: – я так люблю его!
Они обнялись. Без сомнения, если бы физические силы миледи равнялись ненависти ее, то г-жа Бонасьё не вышла бы живою из этих объятий.
Но, не будучи в состоянии задушить ее, миледи улыбнулась ей.
– О, моя прекрасная! добрая малютка моя! – сказала миледи: – как я счастлива, что вижу вас! Дайте мне насмотреться на вас. И, говоря эти слова, она действительно пожирала ее глазами. – Да, это точно вы. Я узнаю вас.
Несчастная женщина никак не могла подозревать жестокой ненависти, скрывавшейся под личиной этого доброго выражения лица, под блеском этих глаз, в которых она видела только участие.
– Вы знаете, сколько я страдала, – сказала Бонасьё, – потому что он говорил вам, сколько он страдал; но страдать за него – это блаженство!
Миледи отвечала машинально:
– Да, это блаженство.
Она думала совсем о другом.
– Но наконец, – продолжала г-жа Бонасьё, – мои мучения скоро кончатся завтра, может быть, даже сегодня вечером, я увижу его, и тогда все прошедшее будет забыто.
– Сегодня вечером? завтра? – сказала миледи, выведенная из задумчивости этими словами: – что вы хотите этим сказать? вы ожидаете каких-нибудь известий от него?