На восьмой день после описанной нами сцены кардинал получил из Лондона письмо, заключавшее в себе только следующие слова:
«Они у меня; но я не могу выехать из Лондона, потому что у меня нет денег; пришлите мне пятьсот пистолей и через четыре дня по получении их я буду в Париже».
В тот день, когда кардинал получил письмо, король обратился к нему с обыкновенным вопросом о празднике.
Ришельё начал считать по пальцам и говорить про себя:
– Она говорит, что приедет через четыре или пять дней по получении денег; надо четыре или пять дней, пока деньги дойдут, потом четыре или пять дней ей на дорогу, итого десять дней; да если принять в расчет противные ветры, несчастные случаи, женскую слабость, то всего наберется двенадцать дней.
– Ну, герцог, спросил король, сосчитали?
– Да, государь, сегодня у нас 20 сентября; городские старшины дают праздник 3 октября. Это будет чудесно, потому что не будет и вида, что вы ищете примирения с королевой.
Потом кардинал прибавил:
«Кстати, государь, не забудьте сказать ее величеству накануне этого дня, что вы желаете видеть, как идут к ней бриллиантовые наконечники, которые вы ей подарили.
Часть вторая
I. Семейство Бонасиё
Это уже во второй раз кардинал говорил с королем о бриллиантовых наконечниках. Людовик XIII был поражен этой настойчивостью и думал, что тут скрывается какая-нибудь тайна.
Уже несколько раз король чувствовал себя униженным тем, что полиция кардинала, хотя не достигшая совершенства новейшей полиции, была превосходна и знала лучше, чем он сам, все что делалось в его семействе. А потому ему хотелось узнать что-нибудь из разговора с Анной Австрийской и, возвратясь к кардиналу, сообщить ему тайну, что должно было возвысить короля в глазах его министра.
Он пошел к королеве и, по обыкновению, начал разговор угрозами окружавшим его. Анна Австрийская опустила голову, дала ему высказать все, не отвечая и ожидая, пока он кончит; но не того хотел Людовик XIII, убежденный, что кардинал имел заднюю мысль и готовил ему ужасный сюрприз, как он умел это делать. Людовик XIII хотел иметь с ней разговор, который объяснил бы ему сколько-нибудь это дело. Продолжая настойчиво разговор, он достиг своей цели.
Анна Австрийская, утомлена пустыми нападками, сказала: государь, вы говорите мне не все что у вас на сердце. Что же я сделала? какое преступление? Не может быть, чтобы ваше величество подняли этот шум из-за письма, написанного моему брату.
Король, пораженный в свою очередь этими словами, не знал, что отвечать, и ему пришло на мысль сказать теперь о том, о чем он не должен бы был говорить раньше как накануне праздника. Он сказал ей с величием:
– Скоро будет бал в ратуше; я слышал, что, желая сделать честь нашим почтенным старшинам, вы явитесь там в парадном платье, и главное, с бриллиантовыми наконечниками, которые я подарил вам в именины.
Вот мой ответ.
Ответ был ужасен. Анна Австрийская думала, что Людовик XIII знал все и что только по настоянию кардинала скрывал это семь или восемь дней, хотя скрытность была в его характере. Она очень побледнела, оперлась на столик чудно красивою рукой, походившей в эту минуту на восковую, испуганными глазами смотрела на короля и не говорила ни слова.
– Понимаете? сказал король, наслаждавшийся ее полным недоумением, которого причины он не понимал.
– Да, государь, понимаю, прошептала королева.
– Вы будете на этом бале?
– Да.
– С наконечниками?
– Да.
Бледность королевы увеличилась, если только это было возможно; король заметил это и наслаждался ею с той холодной жестокостью, которая была самой дурной чертой его характера.
– Итак, это решено, сказал король. – Вот все, что хотел вам сказать.
– А в какой день будет этот бал? спросила Анна Австрийская.
И Людовик XIII бессознательно чувствовал, что не должен отвечать на этот вопрос, потому что королева произнесла его почти умирающим голосом.
– Очень скоро, сказал он, но я не помню хорошенько которого числа, я спрошу у кардинала.
– Так это кардинал уведомил вас об этом празднике? вскричала королева.
– Да, отвечал удивленный король. – Но к чему вы об этом спрашиваете?
– Это он советовал вам предложить мне быть с наконечниками?
– То есть…
– Это он, государь, это он!
– Хорошо, не все ли равно, – он, или я? Разве в этом приглашении есть что-нибудь преступное?
– Нет, государь.
– Так вы будете?
– Да, государь.
– Хорошо, сказал король, уходя; – хорошо, я буду надеяться.
Королева сделала реверанс, не столько из вежливости, сколько потому, что колена подгибались под ней.