– Совершенно необычное дело, – сказал он наконец, – просто непостижимое.
– Вы находите, мистер Лестрейд? – язвительно спросил Грегсон. – Впрочем, я подозревал, что именно к такому заключению вы и придете. Вам удалось разыскать секретаря, мистера Джозефа Стэнджерсона?
– Этот секретарь, мистер Джозеф Стэнджерсон, – угрюмо ответил Лестрейд, – был убит в частной гостинице «Холидей» сегодня утром, около шести часов.
Сообщение, которым огорошил нас Лестрейд, было настолько важным и неожиданным, что в первый момент мы все потеряли дар речи. Грегсон вскочил с кресла, расплескав остатки своего виски. Я молча уставился на Шерлока Холмса. Тот сидел, плотно сжав губы и нахмурив лоб.
– Значит, Стэнджерсон тоже! – пробормотал он. – Сюжет усложняется.
– Он и без того был сложнее некуда, – ворчливо заметил Лестрейд, подвигая себе стул. – Кажется, я попал на заседание военного совета.
– Вы… вы уверены в том, что эта информация верна? – запинаясь, спросил Грегсон.
– Я только что сам обнаружил труп, – ответил Лестрейд.
– А мы здесь тем временем выслушали версию Грегсона, – заметил Холмс. – Не откажете ли теперь в любезности поведать нам обо всем, что вы видели и успели предпринять.
– Почему бы и нет, – отозвался Лестрейд, усаживаясь. – Признаться, я до сих пор придерживался мнения, что Стэнджерсон замешан в убийстве Дреббера, но, как показали последние события, был совершенно не прав. Одержимый своей идеей, я задался целью разузнать, что случилось с секретарем. Последний раз их видели вместе на Юстонском вокзале третьего числа около половины девятого вечера. В два часа утра следующего дня Дреббер был найден мертвым на Брикстон-роуд. Мне предстояло выяснить, чем занимался Стэнджерсон с двадцати тридцати до момента совершения преступления и куда делся потом. Я дал в Ливерпуль телеграмму с описанием его внешности и просьбой проследить за пассажирами всех судов, отплывающих в Америку, после чего начал объезжать гостиницы и пансионы в районе Юстона. Я рассуждал так: если Стэнджерсон не встретился со своим компаньоном в назначенный срок, то самое разумное для него устроиться на ночь где-нибудь поблизости, а на следующее утро снова поджидать партнера на вокзале.
– Они могли заранее условиться о месте встречи, – предположил Холмс.
– Так оно и оказалось. Все мои вчерашние поиски окончились неудачей. Сегодня я начал свой объезд с утра пораньше и в восемь часов прибыл в частную гостиницу «Холидей» на Литтл-Джон-стрит. На вопрос, не остановился ли у них мистер Стэнджерсон, я сразу получил утвердительный ответ.
– Вы наверняка тот самый джентльмен, которого он ожидает, – сказали мне. – Он уже два дня ждет какого-то джентльмена.
– Где он сейчас? – спросил я.
– Наверху, спит у себя в комнате. Он просил разбудить его в девять.
– Я поднимусь и сам разбужу его, – сказал я, надеясь, что мое внезапное появление заставит Стэнджерсона нервничать и, быть может, он невольно выдаст себя. Коридорный вызвался проводить меня до его комнаты, она находилась на втором этаже, в конце небольшого коридора. Указав мне нужную дверь, он собрался уже идти вниз, когда я увидел нечто, от чего у меня, несмотря на мой двадцатилетний опыт, похолодело внутри. Из-под двери, пересекая коридор, струилась тонкая извилистая красная ленточка; упираясь в плинтус на противоположной стене, она образовала небольшую лужицу крови. Я невольно вскрикнул, что заставило коридорного вернуться. Ему при виде крови и вовсе чуть не стало дурно. Дверь была заперта изнутри, но мы, дружно навалившись плечами, высадили ее. Окно в комнате было распахнуто, и под ним, скрючившись, лежал человек в ночной рубашке. Он, несомненно, был мертв, причем давно, поскольку конечности его уже окоченели. Когда мы перевернули его, коридорный сразу же признал в нем того самого джентльмена, который снял у них номер под именем Джозефа Стэнджерсона. Причиной смерти была глубокая колотая рана в левом боку; лезвие, видимо, достало до сердца. А теперь самое странное. Как вы думаете, что мы увидели, подняв головы?
Прежде чем Шерлок Холмс успел ответить, у меня от предчувствия чего-то ужасного по всему телу побежали мурашки.
– Слово «rache», написанное кровью на стене, – догадался Холмс.
– Точно, – подтвердил Лестрейд с суеверным ужасом, и мы все на миг онемели.
Было нечто зловеще неотвратимое и непостижимое в действиях таинственного убийцы, отчего его преступления казались еще более чудовищными. При мысли об этом мои нервы, ни разу не дрогнувшие на полях сражений, едва не сдали окончательно.