Я был уверен, что Дебби выполнит мою просьбу. Хотя она никогда в этом не признается, Дебби уже посматривала на материалы «Таити» с неподдельным интересом.
– Между прочим, – сказала она, – знаешь, утром курс акций «Джипсам оф Америка» поднялся до тринадцати долларов. Неплохо, а?
– Совсем неплохо, – согласился я.
По крайней мере эта небольшая инвестиция себя оправдывала.
Четвертая глава
Я подъезжал к дому. Чем меньше миль отделяло меня от той долины, Где я родился, тем более дикими становились места. Пологие спуски превращались в крутые склоны холмов, поросшие скошенной травой, папоротником и вереском. Утром прошел дождь, но теперь тучи рассеялись, обнажив бледно-голубое небо. Под солнечными лучами вымытые дождем травы окрасились в ярко-зеленые тона, и даже всегда угрюмые каменные стены теперь сверкали на склонах холмов, как серебристые змейки. Поездка по долине всегда вселяла в меня новые силы, сколько бы часов мне не пришлось просидеть за баранкой.
Наконец я оказался возле той развилки, где стоял знак «Бартуэйт З», указывавший на вершину холма. Я свернул на дорогу, неправдоподобно круто поднимавшуюся вверх. Через Пять минут с высоты я уже смог заглянуть вниз, в крохотную долину, где ютился поселок Бартуэйт. На спуске я миновал солидные коттеджи, сложенные из серого камня. В ящиках под окнами росли герань и лобелия. Минуя узкую дорожку, которая вела к крупной ферме, я сбавил скорость. Над белыми воротами большими буквами было выведено: «Ферма „Яблоня“». Все здесь выглядело почти так же, как и в годы моего детства. Новый скотный двор, более современные машины, но все остальное осталось прежним.
Я проехал через поселок, по мосту пересек небольшую речку, на другом ее берегу поднялся по склону еще одного холма и остановился у последнего коттеджа, там, где кончался поселок и начиналась вересковая пустошь. Я прошел по небольшому переднему дворику, где буйно цвели штокрозы, лаванда, гладиолусы, обычные розы и множество ярких цветов, названий которых я не знал, и стукнул железным кольцом в дверь, охраняемую полудесятком высоких наперстянок.
Через минуту в двери засуетилась невысокая фигурка моей матери.
– Входи, входи... – приговаривала она. – Садись. Ты хорошо доехал? Приготовить тебе чаю? Ты, должно быть, устал.
Мать провела меня в гостиную.
– Садись в отцовское кресло, – как всегда, сказала она. – Оно такое удобное.
Я опустился в старое кожаное кресло. Не прошло и минуты, как мать уже угощала меня испеченными ею лепешками и домашним клубничным вареньем. Я с восторгом отозвался о саде, и несколько минут мы обсуждали, что там можно было бы еще сделать. Потом очередь дошла до деревенских сплетен, и я узнал о последних скандальных проделках миссис Кирби, бартуэйтовской Памелы Бордес. Затем последовал долгий рассказ о проблемах моей сестры Линды, которая никак не могла подобрать подходящую обивку для своего дивана, и обычные мягкие упреки, что я редко заглядываю к ней. Все это время мать не сидела спокойно ни секунды. Любое слово она сопровождала красноречивыми жестами, каждую минуту вскакивала, чтобы долить мне чаю, поправить что-нибудь в гостиной или сбегать на кухню за очередной порцией лепешек. От разговоров, от постоянной беготни она даже немного раскраснелась. Она всегда была очень энергичной женщиной, без ее участия не обходилось ни одно событие в поселке. Все ее любили. В словах и поступках матерью всегда руководили доброта и искреннее желание помочь людям. К тому же односельчане все еще жалели ее. В крохотном поселке семнадцать лет – не такой уж большой срок. В таких приятных разговорах прошел почти весь день. Потом, войдя в гостиную с очередной чашкой чаю, мать сказала:
– Все же твой отец мог бы и написать. Он уже давно осел в Австралии, можно было бы отправить хоть одно письмо. Я уверена, он давно нашел отличную овцеводческую ферму. На прошлой неделе я видела по телевизору одну такую. Она бы нам точно подошла.
– Конечно, он скоро напишет. Пойдем, посмотрим сад, – сказал я, пытаясь сменить тему. Мои усилия были напрасны.
– С его стороны это ужасно невнимательно. Кроме коротенького письмеца мне ничего не нужно. Понимаю, звонить из такой дали по телефону – это дороговато. А ты получил от него весточку?
– Нет, мама, к сожалению, тоже ничего не получил, – ответил я.
Я и не мог ничего получить. Мой отец не уехал в Австралию.
Не был он ни в Аргентине, ни в Канаде, как долгие годы была уверена мать. Отец давно умер.