На меня начинает накатывать страх. С чего бы ему взяться? Ярко светит солнце, день, а мне страшно. Леньпритупила все чувства, а страх только нарастает. Мнестановится очень жарко, со спины так и печет. Так печет от радиатора крупных грузовиков, если подойти вплотную. Металлический звон пропал, сменившись каким-тохрипами, тресками, стонами. Я не знаю, какой предметможет вызвать такие звуки. И животные так не кричат. Нозвуков все больше и они слышны из разных мест. Трудносказать, приближаются они или нет. Внезапно я слышу стону себя за спиной. Я дергаюсь, и это мое первое движение. Я чувствую, что что-то дышет в мой затылок, жаркое дыханиеобдает шею. От ужаса живот моментально скручивает. Я так и не могу пошевелиться. Я получаю ощутимый удар в спину. Нет, это не кулак, не лапа и не рог. Это что-токруглое, очень большое, гладкое. Как-будто боднули лысойголовой. Еще удар, еще. Мне становится страшно, оченьстрашно. Что-то позади меня издает резкие отрывистыестоны. Я слышу скрип двери дома, и тяжелые хрипы чего-томассивного, что приближается ко мне медленно, нонеотвратимо. Я не могу кричать, мне очень страшно. Ударыпродолжаются, затем прекращаются. Что-то твердоеупирается мне в спину. Затем отсраняется, но лишь длятого, чтобы нанести чудовищной силы удар. Задыхаясь, я падаю вниз, мое дыхание перехвачено. Я не могу дышать, мне тяжело. Но и посмотреть назад я не могу. Я вспоминаюдетство, вспоминаю как мой друг погнался за мной вдольбассейна. Вспоминаю как я поскользнулся и упал на спину. Как сильно я отбил легкие, как долго не мог говорить. Вспоминаю отца, который заставил меня дышать, дышатьглубоко, что есть мочи, расправлять легкие, вдыхать какможно глубже. Я лежу на животе, голова повернута вправо. Я слышу как хрустит моя скамейка. Кто-то крушит еемассивными, тяжелыми ударами. Между монотоннымидробными стуками иногда пробивается резкий, мощныйудар того, кто боднул мою спину. Я начинаю молиться. Просить Его защитить меня. Стараюсь дышать как училотец в детстве. Глубоко, много, сильно. Наконец у меняполучается, получается двинуть головой, поднять ее, опереться на руки. Ноги не слушаются. Я по-пластунскиползу к машине. Треск скамейки прекращается и я слышуотчаянный визг или всхлипывание и чувствую, что ко мнеснова что-то приближается. Снова пытается меня боднуть, но не может. Тогда оно ложится на мои ноги и начинаетпризывно стонать. Я продолжаю ползти. Одна ноганачинает слушаться меня, все скорее я огибаю машину, чтобы добраться до водительского сидения. Что-то верещитна мне, пытаясь замедлить мой ход. Моя брючиназадирается. Ногой я ощущаю отвратительную жирнуюмассу, словно мыло лоснящую ногу. Щелкаю ключами, дверь открыта. Собираю все силы, дергаюсь, сбрасывая с себя тяжелую тушу, прыгаю в машину. Первым деломблокирую все двери. Зажигание... D... Газ... Но правая нога еще не слушается меня. Жму левой, очень слабо. Машина двигается, но почти не набирает скорость. Стрелка не выходит за пятнадцать километров в час. Внезапно ощущаю сильный удар в заднюю дверь. Бросаю взгляд на зеркало, зрачки еще слишком медленно поворачиваются вправо. В итоге успеваю застать лишь бледно-сизую массу с окровавленными ребрами.
Я двигаюсь по поселку, ощущая неимоверную слабость. Удается разогнаться до двадцати километров. Проезжаю местное кладбище. Некоторые могилы буквально в метре от дороги. Наконец, мне удается овладеть своим зрением, настолько, чтобы скосить глаза. Я вижу могилы, кресты, плиты, но не могу найти ни одной таблички с датами жизни и смерти, ни одного портрета. На месте пластин и фотографий зияют свежие дыры. Покидаю деревню и начинаю приходить в себя. Теперь уже правая нога спокойно давит педаль. Удается взять сотку в руки. Восемь вечера. Меня начинает бить озноб. Я хочу поскорее вырваться из этого места. На повороте сидит бабка. Или женщина. Завидев мою машину, бросается под колеса. Я резко торможу. Бабка, с несвойственной ей прытью, прыгает в салон, вцепляется мне в руку мертвой хваткой и заклинает увезти отсюда. Я не боюсь ее. На все мои вопросы она лишь тупо смотрит в окно и твердит: «Это пройдет, пройдет». Мы едем, и у меня начинается истерика. Я, не стесняясь,женщины, плачу навзрыд. Я бью руль, кусаю губы. Иногда курю. Я передумываю сто сюжетов, что могло случиться со мной. В голове миллионы вопросов. Но я понимаю, что вряд ли получу на них ответы.
Мой рассказ подходит к концу. Остается лишь рассказать, что я остановил машину на первом же посту ГАИ. Сообщил о странной деревне. Менты быстро осадили меня тем, что по той стороне трассы нет никаких деревень, сел и даже чабаны там не пасут стада. Когда-то был мраморный карьер, был скотомогильник. Сейчас ничего. Люди никогда не селились. Я осмотрел машину в месте удара - ни царапины. Гайцы мне сказали бабку доставить враспределитель, дали адрес. Сами везти отказались. Благо хоть позвонили и предупредили. Когда привез - бабка первым делом по-хозяйски открыла багажник, вытащила красную кожаную сумку еще с советских времен. Откуда она взялась в моей машине, я так и не узнал. В сумке что-то звенело, я вызвался помочь, но бабка отпихнула мою руку. Нас допросили. Сумку все же раскрыли. Она была доверху набита жестяными табличками и фотографиями с кладбища. Кто были эти люди? Что это было за село? Единственный живой свидетель - несчастная бабка. Но она уже третий год в приюте для умалишенных. Ест мои передачки, смотрит пустым взглядом и все твердит: «Это пройдет, пройдет»...