Водопроводный кран и раковина были покрыты густой ржавчиной. Я нашла моющее средство, применила по назначению, послушала, как под действием химиката шипит, разлагаясь, коричневая короста. Затем натянула желтые резиновые перчатки и взялась орудовать щеткой. Кольцо перекручивалось, цеплялось бриллиантом за смягчающую подкладку. Я сняла перчатку, сняла кольцо, положила на кухонный стол, прямо на середину, чтобы оно оставалось в поле зрения. Кольцо было вроде якоря, что удерживал меня снаружи; напоминало, что из Кули-Ридж я уехала насовсем.
Я надраила раковину, отмыла разделочный стол. Поймала себя на том, что работа приносит удовлетворение, а чистота радует. Зазвонил сотовый, и я с готовностью отвлеклась от трудов. Глаза уже слипались, я вытерла лоб рукой, пригладила волосы, сняла одну перчатку.
– Алло.
– Привет. Прости, что раньше не перезвонил, – сказал Эверетт.
Я опустилась на табурет, зубами стянула вторую перчатку.
– Ничего страшного. Я в курсе, сколько у тебя дел.
– Значит, добралась.
– Добралась, – подтвердила я.
– Как там обстановка?
– Соответствует моим ожиданиям. Папа – по-прежнему. Дэниел – тоже. Отвезла врачу документы. Сейчас в доме блеск навожу.
Я встала, окинула прибранную кухню хозяйским глазом.
– Сколько тебе еще времени понадобится?
– Понятия не имею. Не уеду, пока со всем не разберусь. По первому впечатлению – а оно всегда правильное, – мне тут еще хлопотать и хлопотать.
Я взглянула на часы. Почти полночь. Сам собой родился зевок.
– Уже поздно. Ложилась бы ты баиньки.
– Как раз собираюсь.
Я шагнула к двери, на ходу выключив свет.
Повернулась к окну, взглянула на лес и горы в лунном сиянии. Подумала: «Прощайте».
На секунду мне показалось, что среди деревьев мелькнул огонек.
– Постараюсь убедить папу, чтобы сам бумаги подписал. Неправильно это – за его спиной такое проворачивать.
– Что ж, – произнес Эверетт и тоже зевнул, рассмешив меня, – поступай, как считаешь нужным.
– Только так, – сказала я.
Десять лет назад я бежала к дому, спотыкаясь и подвывая. Только бы добраться. Только бы оказаться в своих стенах. Как будто стены могли предотвратить неминуемое. Ни папиной, ни Дэниеловой машины не было. Я держалась за живот, и боль из живота как бы перетекала в плечо, пульсировала. Так я обогнула дом. Фонарь на террасе мотался от ветра, экранная дверь издала треск, впустив меня – и вот я, едва живая, одна в доме.
Совсем одна.
Воспоминания об остатке той ночи – ряд просветлений и провалов. Не знаю, почему так: о Коринне, даже о ее последних минутах, я могу думать, а об этом – нет. Приходится подкрадываться, заползать с тыла, довольствоваться обрывками. Потому что невозможно взглянуть в глаза реальности. Я никогда раньше об этом не рассказывала. По-другому не умею.
Но я уже близко.
В ванной я судорожно путалась в застежках. Одежда летела на пол. Попытки остановить процесс, вышедший из-под контроля, летели к черту. Бешенство вперемешку со страхом сменилось пустотой и спокойствием – в тот миг, когда я капитулировала. Когда вспомнила, что законы мироздания по моему хотению не изменятся – раньше не менялись, а сейчас и подавно не начнут.
Я сделала воду как можно горячее. Не стала вешать одежду. Забралась в ванну, обняла колени, положила голову на руки, зажмурилась, отдалась на милость воды.
Два дня. В моем понимании ему было всего два дня. Он не успел еще толком стать реальностью, обогатиться надеждами – и вот его нет. Словно никогда и не было.
Чуть позже в дверь забарабанил Дэниел.
– Ник! Ты в порядке? – Снова стук. – Я тебя слышу.
Я задержала дыхание, чтобы прекратить реветь.
– Или отзовись, или я войду.
Дверная ручка повернулась. Ворвался холодный воздух. Дэниел шумно сглотнул. Я этого не видела. Я видела лишь его тень, застывшую над грудой моей одежды.
– Ник, все нормально?
Я выдохнула. Получился всхлип.
– Нет, все плохо.
– Что мне сделать? Чем тебе помочь?
Тайлер сказал Дэниелу про беременность; сначала ударил, потом открылся. Мне достался полный раскаяния взгляд – тут-то я и поняла: Дэниел в курсе.
– Уже ничем.
– Вылезай из ванны. Как я тебе помогу, когда ты в ванне сидишь?
– Мне твоя помощь не нужна.
– Прости меня. Прости, Ник.
Тень попятилась к выходу. Дверь закрылась.
Вода постепенно остыла, и я поднялась, потянула полотенце с полки.
Одежда по-прежнему валялась на полу, но на первом этаже погромыхивала стиральная машина. Я надела флисовую зимнюю пижаму, забралась в постель. Из комнаты Дэниела слышался телефонный разговор.