Ощущение было из тех, что прочно застревают меж ребер – и давай точить изнутри. Это необъяснимо; это страшно, когда у тебя на глазах исчезают люди. Страх прорывался в монотонном «Привет, это Тайлер. Оставьте сообщение…». В непроницаемости лица Дэниела, которая усугублялась с каждым часом. Еще страшнее было переступать порог «Больших сосен». Словно достаточно провести в Кули-Ридж две недели – и попадаешь в группу риска, становишься кандидатом на исчезновение.
Эверетт свернул на гравийную дорожку, выключил двигатель, молча вышел из машины. Вперил взгляд в фасад моего дома – совсем как я, когда приехала.
– Мне нужно забрать папу из «Больших сосен», – сказала я, приблизившись к Эверетту.
Он сумел повлиять на полицию, и копы оставили папу в покое – на время. Но я знала: папа непременно сболтнет насчет «этой девушки», чем спровоцирует очередной визит следователей – им ведь зацепка нужна, хоть какая-нибудь.
Эверетт обнял меня за талию, мы пошли в дом. Я чувствовала, как он исподтишка щупает пояс моих шортов – насколько они стали велики?
– Тебе нужно в первую очередь о себе позаботиться. Врач говорит…
– Врач говорит, что со мной ничего фатального.
Эверетт настоял на том, чтобы присутствовать при осмотре. Врач начал с вопроса о семейном анамнезе. Узнал ряд прискорбных фактов, но не обнаружил ничего, связанного с моим состоянием. Затем последовала неизбежная фраза: «Когда это началось?» Эверетт ответил за меня: мол, Аннализа, моя соседка, пропала, вот и… Врач закивал: картина ясная. Стресс. Страх. Одно из двух. И то и другое. Выписал таблетки – успокоительные и снотворные; предупредил: не буду спать – начну тормозить. А то и отключаться в дневное время. Так ключи от машины попали к Эверетту.
Хотелось бросить врачу: «Поглядела бы я, как бы вы спали, если бы по соседству с вами вторая девушка пропала, если бы копы стали допрашивать вашего психически нездорового отца. Как бы вы спали, многоуважаемый доктор, если бы в вашем доме без вас кто-то рыскал». Можно подумать, расслабишься – и все само собой образуется.
Эверетт все удерживал меня за талию, будто шарик с гелием: выпустишь – он и улетит, невесомый.
– Поехали со мной домой, – сказал он.
Домой. А где это?
– Не могу. Папа…
– Я все улажу.
Что да, то да. Для того Эверетт и прилетел.
– А как же дом?
Я обвела жестом открытые коробки в углах, заднюю дверь со сломанным замком; я подразумевала пункты из списка важных дел, к которым даже не приступила.
Эверетт тряхнул головой.
– Подумаешь. Найму рабочих, они все сделают. Поехали, незачем тебе здесь оставаться.
Да нет же, дело не в этом. При чем тут отваживание копов, ремонт, уборка? Ни при чем.
– Я не могу просто так взять и уехать. Такие обстоятельства…
Обстоятельства – это большеглазая девушка, следящая за всеми нами с каждого телеграфного столба, из каждой витрины. Обстоятельства – это начавшееся следствие. Обстоятельства – шкафы со скелетами, с которых вот-вот собьют блокираторы.
Эверетт вздохнул.
– Ты мне звонила, просила совета. Так вот: оставаться здесь для тебя опасно. Копы кружат над твоим домом, как чертовы стервятники, хватаются за все подряд. Людей допрашивают, не имея на то права. Дичь полная, абсурд, но сути дела не меняет.
Эверетту казалось, что причин для допросов нет; просто он не знал того, что было известно мне. Накануне исчезновения Аннализа отправила офицеру Стюарту эсэмэс-сообщение на личный номер. Интересовалась, не ответит ли Стюарт на пару вопросов по делу Коринны Прескотт. Назавтра Стюарт ей перезвонил, однако нарвался на автоответчик. Потому что Аннализа уже пропала.
Копы набежали, как после исчезновения Коринны. Те самые копы, которые за десять лет наслушались под барное пиво версий про Коринну. Которые имели теперь двух девушек, едва перешагнувших порог совершеннолетия, исчезнувших без следа в одном и том же городе. Вдобавок последние слова Аннализы были про Коринну Прескотт.
Для уроженцев Кули-Ридж – никакой не абсурд. Все логично.
Допустим, вещдоки по Коринниному делу и впрямь хранятся в единственной «коробке», которую упорно подсовывает мне воображение. Тогда вот они, по описи: тест на беременность (один), засунут в пакетик из-под конфет, спрятан в мусорном ведре на самом дне; кольцо (одно) с фрагментами крови; обнаружено в пещере; записи многочасовых допросов – правда и полуправда, ложь и полуложь, зафиксированные на пленке; распечатка звонков с Коринниного телефона; имена. Эти последние нацарапаны на клочках бумаги; их много – можно отдельную «коробку» набить.
До недавнего времени я воображала «коробку» задвинутой в угол, заставленной спереди другими «коробками» с делами посвежее. Сейчас мне кажется, что довольно одного толчка – и она опрокинется, и свалится крышка, и бумажки с именами разлетятся по пыльному полу. Потому что «коробка» – она совсем как Кули-Ридж. Прошлое – да, пришлепнуто крышкой, упрятано, чтобы глаза не мозолило. Только достать эту «коробку» легче легкого.