— Ох, тяжко будет, — пробормотал келарь, и взял в руки клубок блестящей золотом нити иноземной, с далекой восточной страны привезенной. Да, посол он, пусть и родился тут, но возрос там. А сторожится потому, что понять не может, какой царь победу одержит, тому и дары преподнесет. Либо Василию Ивановичу, или самозванцу — а вдруг тот на престол взойдет. В эту секунду сердце у келаря забилось в груди с бешеной силой, застучало — отдавать страну на растерзание ляхам, казакам и «гулящим людишкам» ему не хотелось. И с трудом он смог успокоится, сосредоточится, и клубок чуть помял пальцами, стараясь не тронуть, и тем паче не порвать прозрачную пленку, похожую на большой рыбий пузырь.
Мысль тут же пронеслась — если князь посол, то худо ему, раз такую ценность решился продать. Видимо, побили посольских чинов лихие людишки, раз сам-один прибыл с дарами малыми. То поруха чести государевой, а потому о ней позаботиться нужно, благо речь о небольшой сумме идет, от которой монастырская казна не оскудеет. И будет так лучше — сейчас царю Василию Ивановичу не до посла, иные заботы с думами тяжкими.
— По описи все возьму у тебя, Сенька, а Вторуша ее составит и подпишет. И деньги дам без обмана, честь по чести. А ты за князем смотри, и относись к нему с бережением, как и к дарам посольским. И подарки дашь ему от обители нашей, и кормовые, — Авраамий говорил осторожно, понимая, что дело важное. Но о нем только архимандриту доложит, а там патриарху грамотку тайную отпишут. Если посол — то награда от государя последует, а буде вор или самозванец, то добро его отобрать, и тем расходы покрыть.
— Все сделаю, как велишь, отче…
— Баб своих с девками с посада заберешь, не нужны они тут. Раз ты на монастырской земле осел, быть посему — пусть Первуша хозяйство с сынами ведет, подати это лето требовать не станем. Лошадь дам с телегой, корову, пару овец, и курей. Муки дам, круп всяких, овса. И еще…
Авраамий застыл, в голову пришла страшная мысль, от которой слова застряли в горле. Он неожиданно понял, какого рода может быть странный князь. И если это так, то о том царю Василию лучше не знать. И проверить не помешает, но если это так, то непонятно что русскую землю ожидать может, как хорошее, так и ужасное. С трудом сглотнув, келарь еле слышно прохрипел осевшим до шепота голосом:
— Через две седьмицы князь должен быть в Подосенках, в монастыре — игуменье я отпишу. Нет, сам съезжу. И там он встретится со старицей Марфой — вот тогда и станет ясно, где правда, а где лжа…
Троицко-Сергиевская Лавра готовится к осаде — войско Лжедмитрия II на подходе. Перед стенами обители самозванец потерпит серьезную неудачу…
Глава 12
— Как говорил Остап Бендер — сбылась мечта идиота, я стал миллионером. Обалдеть, и не обгадиться!
Иван подбросил на ладони небольшой мешочек с монетками, которые напоминали рыбьи чешуйки. Тонкие, овальной формы, они не походили друг на друга — чекан был совершенно разный, как и размер. Словно резали серебряную проволоку кусочками и плющили молотком. Ради интереса он взвесил на весах монетки — копейки были побольше размером, но вес колебался в пределах двух третей грамма, а деньги, то есть половины копейки, с треть грамма. И, судя по всему, серебро было высокой пробы, если не четыре «девятки», то близко к этому. На всех монетках имелись характерные оттиски зубов, их «прикусывали» для проверки. Ведь чем чище «благородные» металлы, тем они мягче, это не биллон «жевать». Так что выходило примерно 67 грамм на рубль, может на один и больше — ведь деньги в обиходе теряют микроскопические частицы. Один ростовщик, прочитал однажды в интересной книге, считал все деньги на сукне, а их через его руки прошло много. Потом сжег, и получил небольшую золотую каплю.
Как в поговорке — с миру по нитке, голому рубашка!
Мешочек тяжеловатый — на два рубля и семь алтын. Хотя продажа была оформлена на пять с половиной рублей. В сумасшедшую сумму обошелся покупателю совершенно бесполезный люрекс, иголки и ножницы. И что самое удивительное, на деньги выдали грамотку, где произвели оценку и прописью написали, за что и сколько заплачено. Так иголки ушли по алтыну с деньгой за каждую, а вот ножницы за два алтына с копейкой — совершенно непонятно почему махонькие иголки стоили столько же, как и ножницы. «Серебряный» люрекс купили за шестнадцать алтын с деньгою, а вот за «золотой» дали ровно пять рублей, а в клубках веса ровно по сто грамм.
А вот денег отдали «боярину Ивану Владимирову» намного меньше — три с лишним рубля «ушли» на покупку монастырского коня с седлом и уздечкой, а также холста, что пойдет на исподнее и портянки. Подписал сделку келарь Лавры старец Авраамий, и печать к грамотке прикрепил.