— Бежать, братик, нужно, не мешкая — смерть у нас за спиною уже стоит, и приближается. Меня в Старице в монастыре укроют, игумен твоей руки держаться будет, жить буду не в строгости. Ой, кажись, из пищали палят?!
— То мой слуга! Кто-то напал на него! Сиди здесь, я скоро!
Тут и Князев расслышал второй выстрел — приглушенный, не из пищали, пистолета, и вскочил с лавки. Вопреки всему, сестра не стала его удерживать, только молча перекрестила. Иван быстро собрал ружье, зарядил стволы патронами с картечью, проверил, как затянут патронташ, и как выходит клинок из ножен. Затем оглядел как зашнурованы берцы, машинально подпрыгнул пару раз, натянул кепи, и быстро вышел из кельи…
Глава 22
— Открой калитку, отче — не изображай памятник!
Дорогу преградил келарь Авраамий, явно не желающий выпускать его за ограду, а это сразу поставило в его пользу множество плюсов. Инок был на его стороне, и поверил, что он действительно последний из князей Старицких, так как тихо позвучали слова:
— Ты не должен сам сражаться, княже. Ты один такой, других нет, и можешь предотвратить многие ужасы смуты…
— Открой, я слово дал — а от него не отступлю. К тому же ты сам знаешь, какова моя пищаль, так что не стоит бояться, что меня так просто можно убить. Тем паче в ночной темноте — поверь, я привык к ней гораздо лучше любого воина, и прекрасно знаю, как в ней бой вести.
— Хоть кольчугу надень, княже, — келарь сделал последнюю попытку задержать его за стенами, на которую Иван только покачал головой, ткнув стволом в дубовую калитку, которую заперли на массивный засов. И негромко произнес до ужаса спокойным голосом:
— Открывай немедля — твое дело молится, мое воевать!
Подействовало, засов без скрипа заскользил в пазах — жира монахи явно не пожалели. Князев втиснулся в щель, и, сделав пару приставных шагов, отошел за раскидистые кусты. Сзади тихо закрылась потайная калитка, Иван же присел на корточки, адаптируясь глазами к темноте, и больше полагаясь на слух, который у него был отличный. Но так и возраст еще тот самый, рубежный для каждого христианина, хотя сейчас он формально стал на шесть лет старше — ведь настоящему младшему Старицкому должно быть 39 лет. Но тут «повезло», если можно так об этом сказать — он всегда выглядел гораздо старше собственных лет, ранняя обильная седина и морщины изрядно старили его в глазах окружающих. Так что с этой стороны его никто не заподозрит, главное самому не обмишулиться.
Иван чуть качнул головой, вытравливая ненужные сейчас мысли. Он настроился на схватку — вечер перестал быть томным, как сказал один классик в известном для другого века произведении.
— Бандиты…
Слово даже не прозвучало, упало беззвучно с языка как осенний пожелтевший листок. Хотя вернее назвать суетившихся у монастырского подворья людей разбойниками или татями — регулярным формированием от них не пахло. Разномастно одетые, причем добрый десяток в светлые одеяния, на трех-четырех поблескивали панцири с большими металлическими пластинами на груди — как-то их идентифицировать он не смог, не имелось нормальных знаний о средневековом вооружении и защитном снаряжении. Но даже если пуля не пробьет броню, то ребра переломает — об амортизации тут вряд ли ведают, а кольчуга не бронежилет «хорошего» класса.
Напавших на обитель было десятка три — сейчас они грабили подворье, с которого доносились жалостливые женские крики. Не пронзительные, что было бы гораздо хуже для жертв. Взять нахрапом обитель лесная вольница не смогла — монахи просто не отворили ворота или калитку, хотя их пытались обмануть жалостливыми речами. Теперь все действо шло уже открыто — лезть на частокол криминальный элемент не стал, видимо знали, что у иноков имеются пищали. А вот монахи пока не жгли факелов, но уже по его настоятельной просьбе — до поры, он сам подаст им сигнал. А келарь вряд ли оплошает, хоть и в изрядных годах, но в молодости был изрядный рубака — вбитые насмерть повадки даже старость не спрячет, если умеешь видеть. Хороший ветеран, а плохие просто не доживают, всегда имеет плавные движения, «экономичные», для рационального расходования сил.
— Ай-ай, как нехорошо…
Под прицельной планкой была толпа, не одиночная цель — размахивали руками, что-то выясняли. По ним и хлестанула картечь, вначале один выстрел, а через секунду другой. Дуплетом стрелять было нельзя — нужно, чтобы противник оценил огневую мощь пошедших из обители «стрельцов» на вылазку. И здесь был единственный шанс в одиночку разогнать всю эту шайку, и Князев решил его использовать. Ведь пищали перезаряжаются долго, несколько минут, у ружья это занимает десяток секунд. Так что три шага в сторону, прикрылся кустами и шмальнул снова двумя выстрелами, на этот раз пулями в хорошо различимых воинов — тех, что в доспехах, они явно были командирами. Иначе бы не озаботились своей безопасностью, что говорило об определенной выучке.