— И чего тебе этот Костка сказал?
— Не отрекаться от титула, даже если сильно давить остзейские бароны будут. И тем паче радные паны — иначе худо будет. А мне Стефан даст замок и достойное содержание, а также охрану. Сыну нашему дарует баронский титул, дом в Риге, замок и несколько мыз. О том во второй грамоте отписал — но там только копия, им же заверенная, с большой королевской печатью, что канцлер приложил. Все перечислил — и дом с замком, и мызы, и доходность всю с земель пожалованных. Станислав Костка сказал, что первенец на польских землях достойно жить будет, и на русские земли дозволения не будет ему со мной уехать, — королева вздохнула, подняла на Ивана умоляющий взгляд, снова опустилась на пол и обняла его колени:
— В письмах мне король о том и толковал. Происхождение сына и его имя лучше в тайне сохранить, ибо наследника как польской, так и ливонской короны убьют сразу же, как узнают. Но если паны короля сами выбирают, то наш сын знаменем одной из партий стать может, а у таких недоброжелателей много. А свеи эстляндские земли держат, города Ревель, Нарву, Везенберг и Пернов, а также Даго остров, на кои у меня права есть. И у сына моего есть, как у наследника славного короля Магнуса.
— Не хрена, тебя не понял, сестрица, — Иван мотнул головой и снова посадил королеву рядом с собою — нечего ей в ноги падать, «родная кровь» ведь, такие дела по-родственному.
— Сын твой от семени Батория зачат, как его король Магнус своим то наследником признал?!
— В духовной грамоте, как раз перед смертью.
Королева вытащила из шкатулки отложенный Иваном ранее свиток, смутилась, и он тут же сообразил, что пошло «лукавство». Жены ведь, если захотят, мужей своих «рогоносцев» в чем угодно убедить могут. Тем более тут тестов ДНК в помине нет.
— Перед своей смертью, жалея, что наследника нет, окромя дочери, про сына сам заговорил, сказал, что тайно встречался с ним и не считает его бастардом Батория, а родной кровью. Похож де на него, белокурый, а польский куль чернявый. И отписал, что скрывать его надо от всех, чтобы не убили, и попросил в секрете происхождение держать. А в грамоте все честь по чести — ему и дочери королевство отписывает, с епископствами, что на земле герцогов Курляндских, находятся. Токмо оный герцог, уже другой, ничего не отдаст обратно — а я ведь просила у брата нашего царя Федора войско дать, но он по наущению жены царицы Ирины и шурина Бориса Годунова отписал лукавство — приезжай, мол, в Москву и там все обсудим.
— Бля, тут крытые страсти заворачиваются, прямо как фильм «Папаши» с Ришаром и Депардье в главных ролях!
Звонко рассмеялся Иван, припомнив, как в свое время посмотрел по интернету старую французскую комедию про двух незадачливых отцов, которым их общая любовница внушила, что именно они отцы ее единственного сына, который на самом деле был от третьего персонажа. Но «горе-отцы», не имеющие наследника, восприняли все всерьез, и бросились разыскивать парны, не желая бросать «родную кровь».
— Какой фильм, Ваня?
— Не обращай внимания, Маша, это я так, о своем… японский городовой, едрить твою налево! Интересные повороты история имеет!
Только теперь он понял, почему беспутную Машку по прибытию в Первопрестольную через два года в монастырь упрятали — это же целый ворох проблем для четырех соседних государств!
Глава 60
— Панове, спасите! Меня в плену московиты держат!
Мнишек громогласно заголосила, а Василий Михайлович трижды проклял тот момент, когда развязал «царицу», которой потребовалось сходить по «нужде». Везти обгаженную Марину Мнишек к царю не хотелось, могло государю Ивану Владимировичу не понравиться такое отношение. Пришлось рискнуть, остановиться на привал в лесу, по которому петляла дорожка. И надо же такому случиться, что тут на поляну въехали несколько ляхов в кунтушах, при саблях — беглецы из разбитой армии. И узнав Мнишек, сами схватились за сабли, кинувшись на русских.
— Стой, прибью! Умри, тварь!
— Не смей, холоп, я царица! На кого руку решил поднять?!
— Чтоб ты сдохла, «воровская царица»!
Рубец Мосальский выхватил саблю, в два прыжка догнал «царицу» — та в ужасе оглянулась, он увидел ее исказившееся от страха лицо. Видимо, не ожидала, что ее могут полоснуть саблей, не верила, но поднятая рука опустилась. Без всякой жалости, понимая, что все планы рухнули из-за этой взбалмошной гордячки, Рубец Мосальский рубанул остро отточенным клинком по лицу. В брызнувшей крови он увидел только широко распахнутые глаза полячки и искривленный рот, из которого вырвался отчаянный вопль. И уже в ярости полоснул дважды, крест-накрест, по ненавистному лицу той, что лишила его шанса на спасение.