Следователь понял замешательство Тина по-своему:
— Вот видите, юноша. Вы и сами в нем не уверены. Подумайте…
— Я уверен, — возразил Тин. И неожиданно для себя добавил слова, которые прямо в этот миг родились у него в голове: — Я уверен, что он мне зла не несет.
Следователь молча покачал головой, глянул сочувственно, а потом отвернулся и сделал шаг за ворота академии. Разговор был окончен.
Впечатление от этого разговора осталось двойственное: с одной стороны, Тин с пониманием отнесся к подозрениям следователя — в том смысле, что сам бы на его месте рассуждал так же… С другой — появилось совершенно необъяснимое желание уберечь мальчишку не только от неизвестного врага-убийцы, но и от некоторых излишне въедливых и дотошных государственных служащих.
Поймав себя на таком желании, Тин усмехнулся: как наседка. И подумал еще, что судьба сама вручила ему в руки эту жизнь, чтобы научился оберегать. Не иначе как лесной житель постарался: счел, что рановато Тину пока жену находить, пусть научится вести себя… по-человечески, заботиться и любить. Мысль эта была странная, Тину, опять же, не свойственная, но столько было странного в последнее время в его жизни, что он даже почти не удивился.
Глава 11. Белая вспышка
Дин Рос
Тин, как и обещал, ежедневно встречал и провожал. И ей это ужасно нравилось. Настолько, что время от времени приходилось себя одергивать, а то размякнешь вот так, привыкнешь к заботе — и захочется расслабиться, рассказать о себе лишнее. Ни к чему хорошему это не приведет, — убеждала себя Дин. Но здравый смысл над чувствами далеко не всегда властен, а в заботе она нуждалась, глупо было бы не признаться в этом хотя бы самой себе. И надежное плечо Тина рядом, да и просто его присутствие — то, что нужно, когда чувствуешь себя потерянной в большом мире.
Иногда, правда, всплывало сожаление, что эту заботу не взял на себя тот, кто должен был… Но с другой стороны, ведь было же объявление в газете — и не одно. На назначенные свидания Дин, разумеется, не ходила, а настойчивость, с какой повторялась эта публикация, одновременно грела и пугала ее.
Покушений больше не было, но Тин говорил, что расслабляться пока рановато — мало ли, что преступник задумал. И это заставляло жаться к нему еще теснее, оглядываться, встречаться с ним взглядом. Иногда он смотрел с одобрением, но временами Дин читала в его глазах беспокойство и недоумение. Не с ней ли связаны эти чувства? Но нет, успокаивал ее парень, это у него свои мысли тревожные.
А 'зеленые записки', меж тем, не принесли ожидаемого результата: Дин прочла книгу от корки до корки, потом перечитала еще раз, но так и не нашла никакого места, которое было бы сродни ее дару. Может, все-таки книга не та?
Она помялась, но все-таки решилась обратиться к магистру Видару.
— А что ты, собственно, хотел найти?
Да если б она сама знала!
— М-м-м… Я не уверен, мне дали не слишком внятные указания на какое-то особенное место. В книге, конечно, описывается множество интересных мест, но ни одно из них…
— Вот что, — прервал библиотекарь ее неуверенное мычание, — уж не знаю, что ты такое особенное хочешь обнаружить, но, насколько мне известно, в книгу записки Тарне Уаллиса вошли не полностью. И если ты хочешь найти в них что-то еще, надо обратиться в архив Общества Научных Изысканий, где хранится рукопись. Вот только я сомневаюсь, что тебя туда пустят.
Магистр оказался прав: в Обществе сказали, что всяким непонятно откуда взявшимся мальчишкам в архиве делать нечего.
— Может, я мог бы почитать эти записки за тебя? — предложил Тин.
Дин смутилась:
— Видишь ли, я не могу точно сказать, что я там ищу. Знаю только, что если найду, то пойму, что это именно оно.
— Загадочно как! — присвистнул старший товарищ.
— Ну-у, вот так… — чуть не плача, подтвердила Дин.
— Не расстраивайся. Времени свободного у меня предостаточно. Давай я сначала прочитаю книгу, а потом уже обращусь в архив. Буду сидеть там и выписывать для тебя все, чего нет в книге, — Тин ободряюще улыбнулся.
— Да ты что! — Дин одновременно восхитилась и ужаснулась. — Это ж сколько работы!
— Я не думаю, что так уж много там не вошедшего в книгу. Правда, рукопись разбирать придется дольше, особенно если почерк неважный, но справлюсь как-нибудь. Спешить ведь некуда?
Спешить, пожалуй, было действительно некуда: ведь не отправится же она в дальний путь накануне зимы.
— Некуда, — согласилась Дин, — и будет очень здорово, если ты мне поможешь.
— А ты мне потом расскажешь, зачем все это нужно?
— Не знаю, — смутилась она, — я постараюсь.
Да, надо всего лишь понять, что можно рассказывать, а о чем лучше промолчать. Непросто, в общем…
— Ничего, — открытая улыбка нового товарища бальзамом пролилась на душу, — я не настаиваю. Помогу в любом случае. Зачем еще друзья нужны?
— У меня никогда раньше не было друзей, — честно призналась Дин, — так получилось.
Тин замер, уставившись на нее с удивлением. 'Ну вот, — подумалось, — после этих слов я резко упаду в его глазах'. Падать не хотелось.
Однако Тин сказал совсем не то, чего она от него со страхом ожидала:
— А знаешь, я сейчас понял, что у меня тоже не было друзей. Приятели — были. С однокурсниками отношения замечательные… Но не нашлось среди них ни одного, кому бы я после выпуска решился открыть свое настоящее имя, чтобы продолжить отношения.
— А мне — откроешь?
— Когда-нибудь. Надеюсь.
'У каждого из нас свои тайны, — мысленно вздохнула Дин. — Жаль, что мы не можем быть откровенными друг с другом'.
— Жаль, — эхом откликнулся на ее мысли друг, — что мы пока не можем быть откровенными друг с другом.
— Ничего. Придет время…
А время шло… Нет, даже бежало. Тин, как и обещал, прочитал книгу Уаллиса и теперь каждый день, проводив Дин на работу, спешил в архив. Почерк у знаменитого путешественника и впрямь оказался ужасным, разобрать удавалось лишь по маленькому кусочку в день. Вечерами он пересказывал Дин прочитанное — вернее, читал переписанное, — но, увы, ничто из этого не отзывалось узнаванием.
У самой же Дин работа по-прежнему съедала все силы. Конечно, было полегче, чем в первые дни, но все равно к вечеру она уставала до мушек в глазах. Бегая между стеллажами и перекладывая книги с тележки на полки, Дин полностью сосредотачивалась на движении, чтобы не отвлекаться и не поддаваться усталости: наклониться, взять книгу в руки, глянуть на корешок — к концу дня она уже не стремилась общаться с книгами и ориентировалась по значкам, — подбежать к нужной полке, забраться по лесенке наверх… потом вниз… снова наклониться…
В этом бесконечном движении по кругу Дин не сразу среагировала на человека, остановившегося рядом с тележкой — привычно нырнула за очередной книгой — их оставалось всего несколько на самом дне, выудила, глянула на корешок, подняла глаза… Взгляд уткнулся в мужские руки. Обычные такие руки, красивые, ухоженные, как у всех магов, с длинными пальцами. Вот правая кисть чуть дрогнула и два пальца потянулись друг к другу в каком-то привычном жесте, но тут же, словно вспомнив о чем-то, спохватились, остановились, застыли в неоконченном движении. Тут бы и Дин застыть, сделать вид, что ничего не поняла, не заметила… или просто тихонько отойти подальше. А вместо этого она подняла глаза и уставилась незнакомому мужчине в лицо долгим пристальным взглядом. На самом деле, она его уже не видела. Точнее, видела, но совсем при других обстоятельствах, в своих воспоминаниях: вот она стоит в самый первый раз у ворот Академии, смотрит во все глаза, впитывает всю эту пленительную студенческую легкость — шутки, смех, щебет, живая магия, разлитая в воздухе. И немножко завидует тому, чего у нее в жизни никогда не было и не будет. И — сама того не замечая — цепляется взглядом за парня, что стоит в небольшой компании неподалеку. Цепляется именно потому, что напряжение в его взгляде и нервные движения рук не вписываются в общую атмосферу радужного веселья. И вот сейчас он стоит перед ней — тот самый парень из первого дня… и тот самый убийца, которого она не смогла узнать под личиной.