Но что Рувато с ней-то делает! На что ее толкает! Взволнованная Илис скомкала письмо на коленях, борясь с желанием сию минуту пойти и бросить его в камин. Сжечь его, разумеется, необходимо, но не здесь и не сейчас, не при Бардене, и не в остывшем камине.
Ладно, сказала себе Илис. Может быть, мне повезет по-настоящему, дюк окажется человеком разумным и не явится ко мне за помощью. Уж он-то должен понимать, на какой риск идет? Впрочем, ему ведь ничего не сказали про императора…
Илис так погрузилась в размышления, что не сразу заметила, как в комнате стемнело, и как в воздухе засветились полосы бледного магического огня. Спохватившись, он подняла голову и встретилась взглядом с Барденом. Уже минут десять он сидел, подперев кулаком голову, и с любопытством в желтых глазах глядел на нее. Илис смешалась и стала расправлять и разглаживать письмо.
— В чем дело? — поинтересовался Барден. — У тебя такое лицо, как будто ты уксуса хлебнула. Неприятные новости?
— Да, — поспешно ответила Илис. — Неприятные, даже очень. Рувато пишет, что снова дает о себе знать рана.
— Это не шутки, — очень серьезным тоном сказал Барден. — Твоему другу нужно лучше беречь себя.
— Я напоминаю ему об этом в каждом письме, — заверила Илис, ломая голову, притворна ли его серьезность или нет.
— Я знал старого князя, — заявил вдруг Барден. — Достойный был человек, приятно вспомнить. Сын его, кажется, совсем в другом роде. Говорят, он теперь едва ли не первый законодатель мод у столичной молодежи?
— Насчет этого не могу сказать, я не знаток моды. Но почему бы и нет? После ранения развлечений у Рувато осталось не так уж много.
— Да, судьба распорядилась не слишком справедливо, — довольно равнодушно кивнул Барден. — Офицером он раньше был толковым, как мне говорили.
Илис не хотелось развивать эту тему, и разговор сам собой увял. Увы, покончить так же быстро и просто с разнообразными мыслями не получалось. Не прекращая думать о возможном скором визите медейского дюка, Илис нервничала. Успокаивало одно: когда — и если — он явится в акирнский дом Бардена, то вряд ли на нем будет написано, кто он такой есть. Но лучше бы уж уехать из Акирны поскорее!.. Обходными вопросами Илис попыталась выяснить у Бардена, когда тот собирается покинуть город. Ответ был удручающим: Барден планировать оставаться на месте до конца лета. По боевым позициям он прекрасно путешествовал через порталы или верхом, если ему хотелось «размять кости». При этом он все чаще настаивал на том, чтобы Илис оставалась в доме, дожидаться его возвращения.
Целую неделю после того, как было получено злосчастное письмо от Слоока, ничего не происходило, и Илис успокоилась. А когда Барден вместе с Альбертом очередной раз отбыл по делам, оставив ее в доме за хозяйку, она вовсе воспрянула духом. Теперь она не ждала никаких неприятностей. Ей даже стало любопытно, последуют ли за письмом, наконец, какие-нибудь события или нет.
В отличие от того дома, что принадлежал Бардену в Сореказе, в акирнском имелись слуги. Целых двое. Алина, — молоденькая, но при этом, как ни странно, крайне молчаливая девушка, — прибиралась в доме, стряпала еду и мыла белье. Пожилой, худощавый и осанистый Грегор был кем-то вроде дворецкого. В основном, его обязанности сводились к тому, чтобы встречать посетителей, отпирая им дверь. Учитывая, насколько редко в доме императора появлялись гости, работой он перегружен не был. Илис вообще решительно не понимала, зачем Барден держит старика; но это, разумеется, было не ее ума дело. Ей было достаточно того, что слуги скрашивали ее одиночество. Алину, несмотря на ее молчаливость, все-таки удавалось время от времени втянуть в разговор. О том, кто такой на самом деле ее хозяин, она не знала, полагая Бардена просто богатым магиком с некоторыми причудами. Такого же мнения придерживался и Грегор. Оба, и старик, и Алина, знали Бардена под именем Эмиля Даниса, чему Илис сильно удивлялась. Она все как-то не могла привыкнуть к тому, что почти все до единого в королевстве — и вообще на материке, — прочно позабыли имя касотского императора всего за каких-то двадцать восемь лет его правления. Впрочем, тут вообще было много неясных моментов, о которых Илис старалась не думать.
Оставаясь одна, она завтракала в столовой, но не за длинным парадным столом, а за маленьким столиком, который по ее просьбе поставили рядом с одним из окон. Отсюда открывался прекрасный вид на улицу, так что Илис за трапезой могла с удобством наблюдать за кипеньем городской жизни. Это было плохой заменой утренней застольной беседе с Барденом (который в Акирне вдруг переменил привычки и стал завтракать и даже иногда ужинать дома), но — хоть какое-то развлечение. Одиночество было противопоказано Илис.
В дождливые дни улицы пустели, а через залитое водой стекло ничего нельзя было разглядеть. Тогда Илис начинала киснуть, у нее пропадал аппетит, и она сильно жалела об отсутствии поблизости Бардена или хотя бы Марка.
В одно такое утро Илис сидела у окна, грустила и уныло крошила недоеденную булочку. Дождь, судя по затянутому серыми облаками небу, зарядил на весь день, и о прогулке нечего было и думать. Илис прикидывала, чем ей заняться, когда бесшумно выросший рядом со столом Грегор положил перед ней промокший бумажный прямоугольник.
— Что это? — удивилась Илис.
— Не знаю, — с неподражаемым достоинством ответил старик. — Я нашел это на ступенях перед дверью. Здесь написано ваше имя, сударыня.
С этими словами он неспешно удалился, оставив озадаченную Илис один на один с находкой.
Это был лист плотной бумаги, сложенный как письмо и запечатанный. Оттиск на сургуче оказался сильно смазан — как Илис показалось, сделано это было специально. Почерк она не узнала. Хмыкнув, она сломала печать и стала читать.
Бумага промокла под дождем, и чернила кое-где расплылись, но все же большая часть слов читалась без труда. Видимо, послание пролежало на ступенях совсем недолго.
Письмо было написано на всеобщем языке безукоризненно грамотно, без единой ошибки и неточности. Сразу чувствовалось: написавший его человек получил великолепное воспитание и блестяще образован. Автор не назывался, ссылаясь лишь на «нашего общего знакомого, князя С.», но Илис сразу поняла, кто он. Медейский дюк, друг принца и знакомый Рувато. Значит, у него хватало ума не лезть напролом. Что ж, уже хорошо.
Медеец просил Илис о встрече в храме Перайны на площади, в два часа пополудни. Это было начало дневной службы, и медеец писал: «Наше присутствие в храме будет оправдано; мы не будем бросаться в глаза». Узнать его можно было, как он утверждал, по примечательной внешности: по черным волосам и смуглой коже. Такое сочетание, действительно, встречалось среди белокожих и белобрысых касотцев весьма редко, и недаром внешность Илис притягивала взгляды прохожих.
Дочитав, она выглянула в окно. Дождь лил, ничуть не стихая, но это уже не имело никакого значения. Илис в одну секунду решила, что пойдет на встречу. Ею овладело любопытство, а с ним она никогда не могла совладать.
Одним глотком она допила, наконец, остывший чай, позвала Грегора и начала в подробностях расспрашивать, как он нашел письмо. Ей было любопытно, каким образом оно оказалось на ступенях. Сам ли медеец принес его или отправил с посыльным? Старик смотрел на нее с удивлением. Вся эта суета вокруг промокшего клочка бумаги была выше его понимания.
— Я услышал тихий короткий стук в дверь, — несмотря на удивление, рассказывал он тихо и с достоинством. — И, конечно, подумал, что это балуются мальчишки, ведь гостей мы сегодня не ждали, раз хозяина нет дома. Но все-таки я пошел посмотреть. Мало ли что. За дверью, конечно, никого уж не было, и на улице я тоже никого не увидел. Зато на ступенях лежало письмо.
— Хорошо, — подумав, сказала Илис. — Спасибо вам, Грегор. Могу я попросить вас не говорить о письме герру Данису? Он… рассердится, если узнает, — она сделала большие глаза и со значение посмотрела на старика.