Барден, нахмуря брови, внимательно разглядывал пленника, и под этим взглядом Грэму вдруг захотелось выпрямиться и расправить плечи. Сделать это, впрочем, было затруднительно, так как его все еще удерживали двое конвойных; он попытался освободиться от их хватки, но бесполезно — ему только еще сильнее заломили руки, так что он едва не ткнулся носом в собственные коленки.
Неожиданно ему на помощь пришел Барден.
— Отпустите его, — велел он, и Грэм вздохнул с облегчением, распрямился. — Ну как, прояснилось в голове или нет? Кажется, у тебя было в избытке времени, чтобы подумать.
— В темноте плохо думается, — прохрипел Грэм. Собственный голос показался ему чужим: так давно он не говорил ни слова. А впрочем, давно ли? Он понятия не имел, сколько времени провел в каменном мешке.
— Это следует понимать так, что ты опять не хочешь говорить по-хорошему?
— Если б знать, о чем…
— Понятно. Ну что ж, пеняй на себя.
По знаку императора стражники усадили Грэма в массивное кресло устрашающего вида: здесь имелись крепления для рук, ног и шеи, которыми не замедлили воспользоваться. Теперь было самое время выступить на сцену палачу в кожаном фартуке, однако он не двинулся с места, а к креслу с прикованным к нему пленником неспешно приблизился магик. Барден тихо проговорил несколько загадочных слов, понятных, похоже, только для его собрата по искусству магии; магик в ответ кивнул и, вперив в Грэма пронзительный взгляд, сделал сложный жест, сопроводив его прочитаным вполголоса заклинанием. Вопреки ожиданиям Грэма, на него вовсе не обрушился очередной магический удар, как недавно (или давно?) на башенной лестнице, а всего лишь сдавило голову, словно стальным обручем. Неприятно, но терпимо. За этим последовало головокружение, а потом он почувствовал, прикосновение к лицу и затылку невидимых холодных и влажных пальцев. Это было не больно, но очень противно, как будто по коже ползали липкие слизни. Невидимые пальцы оглаживали лицо, ерошили волосы на затылке, словно отыскивали путь внутрь его головы, сквозь кожу и кость. Грэм терпел, сжав зубы. Если это ментальная магия, то какая-то странная. Впрочем, Илис же говорила, что Барден пытался залезть к нему в голову, но не преуспел. А император, вроде, считается одним из сильнейших ментальных магиков… Неужто этот доходяга превзошел его в искусстве чтения мыслей?..
Вдруг головокружение усилилось, комната закружилась перед глазами Грэма в бешеном танце. Накатила тошнота. Он прикрыл глаза. Наверное, так и бывает при морской болезни. Бедная Марьяна, неужели она так мучилась всю дорогу, пока они плыли из Истрии на материк?.. При воспоминании о подруге юности Грэм невольно улыбнулся, и эта улыбка неожиданно сильно подействовала на магиков.
— Хватит! — резко приказал Барден. — Довольно. Я же говорил, его защиту не пробить. Очень, очень сильный щит, к тому же неосознаный…
— Если бы исследовать эту защиту… — неуверенно уронил магик.
— Успеешь еще.
— Право, я не самый подходящий объект для опытов, — влез Грэм, все еще не открывая глаз.
Ему никто не ответил. Приоткрыв глаза, он обнаружил, что молодой магик стоит понурившись, и разминает пальцы, а Барден сидит задумавшись, в своей любимой позе — упершись руками в колени. С минуту было тихо.
— Я уже знаю, кто дал вам карту, — вдруг проговорил Барден, и пристально взглянул прямо в глаза Грэму. — Но хочу услышать имя от тебя.
— Понятия не имею, о чем вы, — отозвался Грэм.
— Ты сам себя губишь, упрямец, — тяжело сказал император, и дал знак палачу.
По вечерам Илис уже не могла сидеть возле Бардена в его кабинете, как раньше. Ее по-прежнему страшно тянуло к нему, но только когда его не было поблизости. Один вид рыжей физиономии императора пробуждал в ней мысли о Грэме и его страшной участи. Допуская, что Бардену и самому нелегко продолжать гнуть свою линию, — ведь он изначально симпатизировал Грэму, — она все же не могла простить ему бессмысленную жестокость. При встречах с ним Илис теперь старалась как можно быстрее проскочить мимо. Он не пытался ее останавливать, лишь провожал внимательным взглядом.
Хотя она и не подозревала, Бардену были известны все до единого движения ее души, причем ему даже не приходилось прибегать к помощи ментальной магии. Все чувства и даже полуосознанные мысли Илис немедленно находили отражение на ее подвижной мордашке, поскольку владеть собой она решительно не умела. Барден уже предчувствовал, что скоро ученичество Илис закончится, и она придет известить его о своем отъезде. Отпустить ее, размышлял он, разумеется, придется, хотя и тяжко будет это сделать. За прошедший год Барден сильно привязался к своей ученице. Если бы ему предложили выбор — расстаться с ней или с сыном, он без особых колебаний выбрал бы Марка. Однако, деваться было некуда, и он, чтобы не мучить ни себя, ни Илис, решительной рукой сам одну за другой рвал нити, которые за год протянулись между ним и его взбалмошной ученицей.
Очень быстро отчаявшись помочь Грэму, Илис сделала несколько попыток увидеться хотя бы с Хельмутом. Она уже знала, что его держат в одной из камер в башне, а это значило, что вина его еще не доказана. Почему командование Северной медлит с допросами, оставалось только догадываться, но Илис порадовалась нерасторопности Риттера. Или, возможно, нерасторопность тут была ни при чем, и просто он чего-то ждал…
У входа в Тюремную башню несли стражу хорошо знакомые Илис солдаты. У них она и разузнала, что, хоть к Клингманну не допускают никого без особого разрешения Риттера, но обращаются с ним не слишком строго и даже, можно сказать, уважительно. Это значило, что он все еще оставался офицером, с него даже не сняли знаки отличия, и Илис немного воспрянула духом. Значит, для Хельмута не все еще потеряно. Вот бы еще поговорить с ним лично! Но не идти же за разрешением к Риттеру или Бардену? Император, возможно, и позволит ей увидеться с Хельмутом, если она будет достаточно убедительна, но Илис очень не хотела обращаться к нему с просьбами. Особенно с такими, которые касались связанных с медейским принцем людей.
Поколебавшись немного, она подступилась к Марку — уж у него-то наверняка имелась возможность проникнуть в любую часть форта. Но Марк глянул на нее волком и чужим, «офицерским» голосом заявил:
— Попрошу больше не впутывать меня в свои сомнительные дела.
Илис укоризненно вздохнула, но настаивать не стала. Она догадывалась, в чем причина такого, несвойственного ему, поведения: Марку с лихвой хватило и прошлой ее просьбы насчет Грэма. Как легко было предположить, Барден прознал о самоуправстве сына и имел с ним разговор, во время которого надавил на Марка с требованием не совать свой нос куда не следует. Отцовская длань была очень уж тяжела, и Марк не испытывал никакого желания оказаться вновь под ее давлением.
Пришлось оставить его в покое.
Но уже на следующий день случилось чудо. Поутру Илис проснулась в удивительно приподнятом настроении, сама не зная почему. По лестнице она спускалась почти вприпрыжку. А поскольку, по своему обыкновению, Илис не слишком внимательно глядела по сторонам и перед собой, она с разбегу налетела на кого-то, кто поднимался ей навстречу. Машинально извинившись и заметив только офицерские нашивки, Илис хотела продолжить свой путь, но офицер вдруг схватил ее за руку.