– Замолчи, наконец! – перебил ее Рашид. – Мы будем вместе. Как угодно, любым способом, но я добьюсь этого, – торжественным тоном проговорил он. – Моя дорогая, любимая Эви, ты моя. Ребенок, которого ты носишь, – мой. Я готов умереть за вас обоих и буду считать это величайшей радостью и честью.
Прекрасные, восхитительные слова. Но смогут ли они претвориться в жизнь? А если и смогут – то не ценой ли его прежней жизни, которой он так дорожит?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Эви вынырнула из глухой темноты, надолго поглотившей ее после того, как Рашид ушел, и нахмурилась, услышав в соседней комнате приглушенные гневные голоса. Там разговаривали явно на повышенных тонах.
Один голос принадлежал Рашиду, холодный и непреклонный. Второй… О нет! Это была ее мать. Застонав, Эви с трудом выбралась из постели. Поспешно надев на себя первую попавшуюся вещь – это был длинный шелковый малиновый халат, оставленный здесь, по-видимому, специально для нее, – и затянув потуже пояс, она босиком заспешила к двери.
Очутившись в холле, Эви услышала более разборчиво, о чем они говорили.
– Любовь? – ледяным тоном отчеканила ее мать. – Нельзя постоянно брать и брать ее, ничего не давая взамен! А что ты дал моей дочери, шейх Рашид, за все время вашей связи? – гневно вопрошала она. – Ведь не твоя репутация была растоптана, не ты превратился в объект всеобщей унизительной жалости!
Жалости? Побелев как мел и задрожав всем телом, Эви остановилась как вкопанная под высокой аркой, соединявшей гостиную с широким холлом, ведшим в другие комнаты просторной квартиры Рашида.
Ее мать, одетая в дорогой белоснежный костюм, удивительно подходящий к ее молочно-белой коже и светлым волосам, и Рашид в темно-синем национальном костюме своей родной страны стояли в гостиной друг против друга – олицетворение двух противоположных стихий, которые никогда – никогда не смогут соединиться. Враждебные и непримиримые.
– Вчерашний день должен был стать очень важным для моей семьи, – дрожащим от гнева голосом продолжала Люсинда Делахи. – И надо отдать Эви должное, она сделала все от нее зависящее, чтобы он прошел гладко! Но тебе непременно понадобилось приехать. Тебе понадобилось отодвинуть жениха и невесту на второй план, чтобы самому появиться на первых полосах газет, как обычно! Ты спокойно танцевал с моей дочерью, в то время как за вашей спиной уже шелестели сплетни о твоей предстоящей женитьбе на другой женщине! Но этого мало! Твоему отцу понадобилось устроить так, чтобы весь мир узнал о том, какая Эви несчастная дура во всем, что касается тебя!
– Постарайтесь довериться ее суждениям хотя бы раз в жизни, – холодно посоветовал Рашид. – Как знать, может быть, Эви приятно удивит вас.
– Почему бы тебе не убраться, наконец, отсюда в свои нефтяные пустыни, к своей невесте, и не оставить мою дочь в покое? – воскликнула Люсинда, теряя самообладание.
К ужасу Эви, Рашид расхохотался.
– Если бы вы только знали… – пробормотал он.
– Откровенно говоря, я ничего не желаю знать, – отрезала ее мать. – Все, что я хочу, – это поговорить с моей дочерью.
– Эви отдыхает, – возразил Рашид. – Она чувствовала себя… не очень хорошо. Она…
– Я здесь, – поспешила Эви выступить вперед, чтобы помешать Рашиду сказать то, что он собирался.
Они разом обернулись. Эви почувствовала себя меж двух огней.
– Что такое с тобой произошло? – с подозрением спросила мать.
– Н-ничего… – пробормотала в ответ Эви, старательно отводя глаза от Рашида. – Я п-просто устала, в-вот и все… А ч-что ты хотела, мама? – нерешительно спросила она.
– Что я хотела? – драматическим тоном повторила Люсинда. – Я хотела узнать, о чем ты думаешь, укладываясь в постель с этим человеком, который тем временем собирается жениться на другой! Неужели у тебя не осталось ни гордости, ни стыда? Неужели ты не думаешь о том, какой урон это наносит твоей репутации – ведь ты пришла сюда, уже зная о его планах!
– Ваш тон, леди Делахи, оставляет желать лучшего, – вмешался Рашид.
– Мой тон, молодой человек, – высокомерно парировала Люсинда, – не ваше дело. Я разговариваю с моей дочерью, а не с вами.
Если сейчас начнется новая словесная перепалка, с ужасом подумала Эви, то они выскажут друг другу в лицо все, что думают, а этого сейчас она не выдержит ни за что.
– Рашид… – умоляюще проговорила она, поворачиваясь к нему. – Позволь нам на несколько минут остаться наедине. Пожалуйста.
– Как угодно, – с ледяной вежливостью произнес он и, едва кивнув Люсинде, вышел, оставив позади себя ощущение напряженности.
– Этот человек своим высокомерием и упрямством буквально заставляет мою кровь кипеть! – процедила Люсинда сквозь зубы.
– Твое собственное упрямство не уступает его, – с тяжелым вздохом отозвалась Эви. – Рашид у себя дома, – добавила она, – а ты ведешь себя с ним так, будто он ворвался к тебе.
Ее мать на сей раз, как ни странно, приняла критическое замечание без возражений.
– Мне он не нравится, – только и ответила она. Причем это чувство взаимно, мысленно добавила Эви.
Негромко вздохнув, Эви подошла к бару и открыла дверцу, чтобы взять бутылку минеральной воды.
– Хочешь чего-нибудь, мама? – обернувшись, спросила она.
– Нет, спасибо, – ответила мать. Тоже тяжело вздохнув, она бросила сумочку на кресло и позволила себе наконец обратить внимание на окружающую обстановку.
В этой комнате не было ничего, что можно было бы назвать кричащим или безвкусным. Полированный кленовый паркет был покрыт персидскими коврами, сочетание кремовых тканей и гладкого мрамора радовало глаз. А оклеенные светлыми обоями стены были увешаны картинами, в основном пейзажами родной страны Рашида.
Подойдя к одному из пейзажей, Люсинда принялась внимательно его рассматривать. Эви тем временем налила себе воды.
– Это его дворец? – с интересом спросила мать.
– Да, – кивнула Эви. – Или один из них, – добавила она, потому что семья Аль-Кадах владела несколькими дворцами, похожими на тот, изображение которого рассматривала сейчас Люсинда. Но этот принадлежал лично Рашиду.
– У него какая-то особая, драматическая красота, тебе не кажется? – неохотно признала ее мать. Слова матери заставили Эви удивленно поднять голову.
– Рашид сам проектировал его, – слегка улыбнувшись, сказала она. Мать вряд ли порадует, что она невольно похвалила своего врага. – Он выстроил его за несколько лет до нашей с ним встречи, – пояснила она. – Дворец стоит у подножия гор: с двух сторон пески, с третьей – Персидский залив…
– А… – мать не сразу придумала, что ответить на это. – Этот человек, по-видимому, скрывает свои таланты.
Их гораздо больше, чем ты думаешь, невесело отметила Эви, поднимая стакан к губам. Вода прошла без особых осложнений, с облегчением отметила она.
– Едем домой, Эви.
Подняв глаза, Эви увидела, что ее мать смотрит на нее с каким-то странным, незнакомым выражением сочувствия в холодных голубых глазах.
– Если начистоту, милая, ты выглядишь ужасно, – помрачнев, продолжала Люсинда. – Все беспокоятся о тебе. Джулиан звонил из аэропорта, он очень расстроился, когда прочел утренние газеты, и даже лорд Беверли шокирован и возмущен тем, как бессовестно Рашид тебя использует…
– Рашид меня вовсе не использует, – возразила Эви. – Он любит меня.
– Любит! – воскликнула Люсинда тем же тоном, каким несколько минут назад обращалась к Рашиду. – Этот человек понятия не имеет о том, что значит это слово, раз он тебя предал!
– В данном случае предали вовсе не меня, – ответила Эви. – Его отец поместил это объявление без разрешения Рашида.
– Это он тебе сказал? – с недоверием спросила мать.
Но Эви в ответ гордо вскинула голову и посмотрела матери в глаза со словами:
– Это правда. Рашид никогда не станет лгать – тем более мне.