— Я не сбегал! Я не сбегал! — в отчаянье возразил Белозеров. — О милиции-то узнал, когда с фабрики приехал, а до этого…
— Подсудимый! Ну-ка спокойнее. Если будете так вести себя, мы удалим вас. Понятно? — вмешался Миронов. — У прокурора есть вопросы к Белозерову?
— Пока нет.
— У адвоката?
— Нет.
— Перерыв на пятнадцать минут, — объявил Миронов.
Председательствующим судебных заседаний редко приходится наводить порядок. Обычно люди сидят здесь тихо, проникаясь уважением к строгости и какой-то даже торжественности судебного следствия, творимого на их глазах. Во время допроса Белозерова в зале стояла полная тишина, лишь изредка прерываемая сдержанными вздохами. И эта тишина разом взорвалась, все с облегчением поднялись со своих мест и двинулись к выходу.
Анна Никифоровна подошла к Камаеву.
— Ну что, Александр Максимович? — спросила с надеждой.
— Что-что? Процесс только начинается. Скажите своему, чтобы вел себя потише.
— А он у меня такой: если неправда, ни за что не смолчит — хоть режь его!
— Это хорошо, но в суде не кричат!
— Я скажу, — помолчав, пообещала Анна Никифоровна.
После перерыва Миронов пригласил Савельеву.
В зале легкое движение, словно ветер ворвался в него и прошелестел сухими листьями — от показаний Савельевой зависит очень многое.
— Свидетель, суд вас предупреждает об ответственности за дачу ложных показаний по статье сто восемьдесят первой Уголовного кодекса РСФСР. Эта статья предусматривает лишение свободы на срок до пяти лет. Распишитесь, пожалуйста, и расскажите, что вам известно по делу. Слушаем вас, — приступил к допросу Миронов.
— Красикову задавили двадцать восьмого апреля. Я в тот день пришла на ферму к семи утра, — голос Савельевой слегка подрагивает, она откашливается. Все нормально — так волнуется почти каждый свидетель. — И вот утром, позднее только, Глотовы и Серегин выпивали. Это точно. Я правду говорю. Глотова пьянее всех была, на ногах стоять не могла, все валилась. Что еще?
— Вы не помните, когда ушли домой?
— Около девяти. Глотовы и Серегин остались на ферме, продолжали пить.
— Вы пошли одна или с кем-нибудь?
— Я ушла одна, вернее, уехала.
— Во что был одет Серегин в то утро?
— Серегин?.. На нем был темный пиджак, какая-то зеленая рубашка и… серые брюки, сапоги…
— Он был на ферме в серых брюках?
— Вроде бы в серых. Ну, они не такие чтобы светлые, не праздничные, грязные, но серые.
— А волосы?
— Волосы у него еще длинные были, прямо на пиджаке лежали. Они у него темнее, чем у Белозерова, Белозеров намного выше Серегина, и я до сих пор не понимаю, как их можно спутать… Я была дома до одиннадцати. Это помню хорошо, потому что работала в саду, а будильник стоял на окне, и я все время на него поглядывала. Потом поехала на ферму, на это ушло минут десять — пятнадцать. На ферме был один Белозеров.
— Скажите, Савельева, от фермы до силосной ямы сколько примерно метров?
— Да это рядом, метров двести — двести пятьдесят. Я нагрузила силос, ну, сколько я его грузила? Минут двадцать — тридцать. Стала выезжать и встретила Белозерова — он спускался в яму. Я разгрузилась и поехала второй раз. Белозеров к тому времени нагрузился, и мы опять с ним встретились…
Сколько ни допрашивали Савельеву Миронов, народные заседатели, особенно прокурор, она дала те же показания, что и на предварительном следствии. Первое волнение ее прошло, женщина отвечала спокойно и уверенно.
— Свидетель Савельева, вы грузили силос минут двадцать — тридцать. Не мог в это время Белозеров увезти Глотову в поселок, совершить наезд и вернуться? — приступил к допросу адвокат.
— Нет.
— Почему?
— Так Глотовой в это время уже не было, а потом я бы услышала трактор.
— Кстати, вы видели трактор, когда вернулись после обеда?.
— Вот этого не помню, — после некоторого раздумья ответила Савельева. — Утром он стоял, а потом не обратила внимания.
— Скажите, кто раньше ушел с фермы, вы или Белозеров?
— По-моему, он. Ему еще на конный надо было идти.
— Когда выпивали Серегин и Глотовы, Белозеров был на ферме?
— Не помню… Вообще-то должен быть, но кто его знает…
И еще один вопрос задал Камаев Савельевой. Она была очень важным для защиты свидетелем — подтверждала алиби Белозерова, — но давала показания и против него. Камаев решил убедить и судей, и всех присутствующих в том, что Савельевой можно верить. Он спросил ее, ездил ли подсудимый на тракторах.
— Да, — честно ответила Савельева. — На Т-20 ездил, и не раз, Серегин же и заставлял, а на Т-40, на котором задавили женщину, я лично не видела.