Тишина перед опросом — ну как перед атакой. Только лампы дневного света гудят, подрагивают в черных окнах.
— Рябов! — (вот так физиономия!..).
— Й-я?..
— Как вчера сыграл «Спартак» со СКА? — (это тебе уж в наказаньице).
— Ш-шесть — два.
— Спасибо. Последняя цифра, кстати, какая-то неприятная, ты не находишь? Садись, садись.
С трагическим видом простукала дорогими сапожками к столу Лидочка Артемьева; оглядела пространство, облизала губки…
— Лида, мне представляется, что сама Мария Стюарт не смогла бы взойти на эшафот с большим самообладанием. Гарявин, кто такая Мария Стюарт? Напрасно — читать Цвейга сейчас модно. А кто такой Брабендер? Видите! а ведь баскетбол сейчас менее моден. Лида! Не бойтесь ничего и отвечайте честно и прямо — вам, лично вам, нравится Ларра?
— Вообще… да…
— Еще бы нет! Герой! Ситуация: обычная девушка ваших лет встречает такого героя. Вопрос: будут ли они счастливы?
Чем-то мне моя работа напоминает реанимацию, подумал Георгий Михайлович. Расшевелишь — живут, три дня прошло — пш-ш-ш, глаза стекленеют.
Лидочка с честной натугой предъявила собственных мыслей на четыре балла. Очевидные резоны Георгия Михайловича души ее явно не задели, и она удалилась на свое место походкой, приблизительно изображающей: встреться мне такой, и все будет замечательно, а прозу мы презрим.
Обстоятельный Шорников, помаргивая и хмурясь, деловито раскритиковал старуху Изергиль. Переведя его занудство из плана «литературного» в «жизненный», удалось выяснить, что лично его, Шорникова, не устраивает в старухе способность утешаться, не храня верность единственному до гроба.
— А Наташа Ростова?
Походя перепало и Наташе.
Сторонник верности до гроба обнаружил некоторые убеждения на этот счет и даже известные способности их оборонять, и пять баллов заслужил. И пусть думает так подольше, не повредит.
Захлебывание фанфар и барабанный треск: Таня Лекарева пропела дифирамб Данко. Пришлось напомнить концовочку с отгоревшим сердцем, на которое наступили ногой, гася искорки — как бы чего не вышло. Забуксовала…
— Стоило ли ради таких жертвовать собой?
— Не стоило…
— Прискорбный вывод. Значит, все сказанное тобой неверно?
— Верно…
— То есть он все-таки совершил добро?
— Да…
«Книжки — книжками, жизнь — жизнью». Хоть пять процентов — но усвоите для себя, а не для аттестата. Ничего, вы теперь у меня над «Челкашем» поломаете голову; на гуманизме из учебника не выедете, я вам задам китайскую задачу о цели и средствах. Любители готового… ну так сами и рвутся в бараны!..
После второго урока (5-й «А», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях») — окно. Георгий Михайлович взял полистать в библиотеке методическое пособие, что вообще делал редко. Обложка была захватана до бархатистой ветхости. А листы — белые, пустые, как пачка салфеток. Впрочем, Георгий Михайлович не удивился.
В учительской холодно. Ну еще бы, свежий воздух важнее всего. Георгий Михайлович начал раздражаться. Не успел закурить — техничка.
— Директор запретил курить в учительской. Ну вы же знаете. И на паркет сорите.
Все разумно, чулки поправлять можно, курить нельзя. В туалете мне курить? Да хоть бы зима эта поскорее кончилась!..
— Вот и мой тоже курил все, дымил… — мирно бурчала себе под нос техничка, смахивая с паркета воображаемый пепел… Реальный пепел лежал в кулечке, кулечек же Георгий Михайлович держал в руке.
А дальше день, приняв обычный разгон, пошел накатом. Ежедневная аналогия жизненного цикла: долги обилием деталей и оттенков утренние часы подъема в гору — но вот где-то за плотной белесо-сумрачной пеленой солнце переваливает вершину, и сливаются в убыстряющемся спуске спицы часовых стрелок в колесах времени.
После урока вызвал к себе директор. Назначили его в прошлом году; со старым-то они ладили.
— Георгий Михайлович, — начал мягко (с превосходством!), — четверть едва в начале, а у вас успела вырисоваться совершенно неудовлетворительная картина успеваемости…
— Сегодня еще пять двоек, — угрюмо отсек Георгий Михайлович. Тема была бесперспективной.
— Учитывая ваш педагогический стаж, могу сделать единственное заключение — вы проявляете решительное, непонятное мне нежелание считаться с реальным положением вещей…
Как может человек ходить в таких брюках? Как мятый мешок. У него ведь жена есть. Семья, как говорится, дети. Последние слова его Георгий Михайлович воспринял в свою пользу, ухмыльнулся. И ухмылка была истолкована не в его пользу, задела.