Гроза прошла. Май, и земля зеленая. Радуга.
Под головокружительной ее аркой, среди вытянувшихся топольков, стоит крашенная под серебро пирамидка с красной звездой.
С фотографии, маленькой, несколько выцветшей уже, смотрит легко светловолосый юноша в военной тужурке.
лейтенант
Руслан Степанович
Полухин
1946–1969
Небо яснеет, искры вспыхивают в мокрой траве, в металлических прутьях пирамидки.
Травой поросло
Со своими соседями я не желаю иметь ничего общего. Кроме коммунальной квартиры, общего ничего и нет. Что до контактов — я лучше французским владею, чем они русским. Во всяком случае, со своими туристами я нахожу язык гораздо легче.
И не обменяться — никто не поедет: жильцов много, на кухню лестница, ремонта давно не делали. Да и вряд ли в другом месте лучше будет. И самому жалко: привык, и условия-то хорошие — центр, все удобства, окно у меня на улицу Софьи Перовской, а что пятый этаж (без лифта) — так солнце по утрам, а лифт мне и даром не нужен.
Пожалуйста: вчера вернулся с Байкала с группой, которую две недели назад принял в Киеве. Проводил их на самолет, написал сразу отчет и приволок ноги домой. На моей двери — привет от соседушек: в одиннадцати пунктах перечисляется не сделанная мной пять дней назад уборка и в резюме приводится угроза передать дело в товарищеский суд.
Я летом и дома-то не бываю. Пять дней назад в Алма-Ате мои французы рубали на базаре сахарную вату и лепешки и таращили глаза от жары. Отличные ребята, преподаватели из Сорбонны. И вот вам отдых: пожалуйте в Воронью слободку.
В семь утра — грохот в дверь (Полине Ивановне диск бы метать, а не болячки лелеять): «К телефону-у!..» — и комментарий для коридора: «Спозараночку девки звонят! когда и кончится…» — и шлеп-шлеп-шлеп: «Устроил притон из квартиры…»
Знакомые полагают, что раз ты живешь в центре и один — то сейчас они принесут тебе радость на дом. И несут, — только успевай стаканы мыть. Иностранцы, кстати, завидуют: как это у вас запросто, человечно. А по-моему, человечней приходить с приглашения хозяина. Так что их стиль общения представляется мне правильней.
Вылезаю я, путаясь в джинсах, в коридор, беру трубку, глаза — как песку насыпали.
— Владик, — интересуется женский голос, — как вы себя чувствуете?
Отлично, отвечаю, себя чувствую. Особенно сон отличный. Так что благодарю, пошел досыпать. Разговорчики в семь утра.
Пауза.
— Это Орех говорит. — (Тьфу, черт! В ее манере… Генеральный диспетчер.) — Я вас не разбудила? — (Что вы, что вы! Уже зарядку сделал…)
Надо принять индивидуалов. Супружеская чета из Франции. У них сегодня поездка за город, излагает далее Генеральша.
Ясно. Отдых. Съездили на пляж. Да-да, конечно, лето, переводчиков не хватает, ага. Ведь можно было бы утрясти все вчера, нет же! — а ты отдувайся; вечная история.
Они в «Европе». И то ладно — рядом. К восьми пятидесяти. Хорошо, Тамара Леонидовна.
Я и переводчиком-то быть никогда не собирался. Иногда мне кажется, что все люди — специалисты поневоле. Кроме отдельных личностей, с пеленок чувствующих призвание. Такие уже в детский сад ходят полные оптимизма, что для того и рождены. Все же нормальные дети, по-моему, только и думают, как бы увильнуть от детского сада, потом от школы, потом от лекций и колхоза. Но поскольку природа, как известно, не терпит пустоты, то увиливаешь от одного — попадаешь в другое. Я увильнул от математики с физикой — и поступил на филфак. Увильнул от преподавания в школе — и пошел в «Интурист». Но закон втягивания срабатывает четко: стремишься делать дело рационально, находишь в нем положительные стороны — и оказываешься на хорошем счету.
Вышел я злой. Но в ярком утре еще не вся исчезла прохлада; квартирные проблемы пока снимались; с индивидуалами работать приятнее; все улеглось. Мне нравится работать с индивидуалами. Короткие отношения — в меру. В отношениях между людьми всегда необходима оптимальная дистанция. «Они» эту дистанцию чувствуют и держат прекрасно. Взаимное уважение людей, не лезущих в жизнь друг друга. Какой-нибудь босс общается с тобой как с равным, в то время как у нас любая старуха-соседка стремится продемонстрировать, что она значительнее тебя.
В холле было много наших — время завтрака и разъезда. И хотя профессиональный стиль — «не отличаться», — определялись безошибочно: в тех же джинсах и майках, с длинными прическами, американскими сигаретами, парижским и верхненемецким произношением, — отличались!..