Снова бойцы погрузились в лодки и поплыли к западному берегу Одера. Половину спящей, мелкой рябью тронутой реки проплыли спокойно. Но когда достигли середины, гитлеровцы заметили десантников. Слева и справа застучали крупнокалиберные пулеметы. По разбуженной глади реки побежали пунктиры фонтанчиков. Мины всплескивались, как чудовищные рыбы.
Ожили и вражеские артиллерийские батареи. Один шальной снаряд разбросал и перевернул несколько лодок с десантниками.
— Вперед, ребята! — крикнул Карайбог. — Смерть — душе простор! — и первым бросился в воду. И сразу услышал за спиной бултыхание. За ним, как всегда, как на Днепре и Висле, бросился Назар Шугаев. А вот, пуча глаза и отплевываясь, плывет Ваня Дударев. Даже новичок, боясь отстать от командира, перевалился за борт и по-собачьи гребет руками.
Вражеские пулеметчики били длинными очередями, перечеркивали всю реку. Мины вздымали мутную встревоженную воду. Группа захвата выбралась на песчаный, сырой от утренней росы берег и, потрясая над головой автоматами и гранатами, хриплыми надорванными голосами закричала «ура». Все было в этом крике: и ненависть к врагу, и страх перед смертельным, летящим навстречу металлом, и призыв к тем, кто еще форсировал реку. И с криком «ура» бросились к холму, к первой траншее гитлеровцев, откуда вели огонь пулеметчики и, шипя и визжа, летели вражеские мины.
Карайбог, Шугаев, Дударев и другие бойцы были на бруствере первой вражеской траншеи, кое-кто с гиком и криком прыгнул в траншею и вступил врукопашную с оставшимися там гитлеровцами, когда откуда-то сбоку, косоприцельно ударила длинная пулеметная очередь. Карайбог крикнул:
— Вперед! — и, размахивая гранатой, прыгнул в траншею.
По ходам сообщения, добивая сопротивляющихся фашистов, десантники прорвались во вторую вражескую траншею и захватили ее. Приказ был выполнен. Через Ост Одер начали переправляться основные силы полка. И только тогда Карайбог заметил, что рядом нет Назара.
— Где Шугаев?
Кто-то из солдат проговорил нерешительно:
— Убит Шугаев! Там, на бруствере…
— Врешь! Не такой Назар! — хрипло гаркнул Карайбог и бросился к брустверу.
Назар Шугаев лежал ничком, раскинув руки и уткнувшись лицом в ржавую мертвую землю. Пулеметная очередь прошила его грудь как раз по ленточкам, отмечавшим все тяжелые и легкие (разве были они легкими!) ранения. Словно гитлеровский пулеметчик нарочно целился по этим цветным нашивкам солдатской славы.
Семен Карайбог опустился на колени, поднял голову Назара. Пустые неподвижные глаза, болью перекошенный рот.
— Может, в медсанбат, товарищ младший лейтенант? — вопросительно глянул новичок в такое же помертвевшее, как и у Назара Шугаева, лицо командира взвода.
— Там мертвых не берут, — необычно тихо проговорил Карайбог, поднимаясь с колен. — А Дударев где?
— Дударев тоже…
Теперь и Карайбог увидел лежащего шагах в пяти от Шугаева Ваню Дударева. Не будь он таким землисто-бледным, можно было подумать, что Дударев просто утомился в бою, прилег да и уснул спокойным сном праведника, сделавшего свое святое дело. Карайбог сразу не мог понять, куда попала сразившая Дударева пуля. Только перевернув его на спину, заметил на виске, под свесившимся пшеничным чубом маленькую черную запекшуюся ранку. Обидно было думать, что такая ничтожная ранка свалила замертво полного сил, здоровья, смеха и шуток парня.
…Когда уже весь берег чернел нашими солдатами и понтонный мост скрипел и дрожал от напора переправляющейся техники, гвардии младший лейтенант Семен Карайбог с бойцами взвода вернулся на бруствер. Сам выбрал место для могилы. На высоком холме, на самом берегу Одера. Отсюда был виден и тот берег, и дальше луга на нем, и голубая линия горизонта. За той линией — родная земля…
Прежде чем положить в могилу Назара, Семен вынул из его карманов документы: партийный билет, красноармейскую книжку, фотографию Настеньки вместе с сыновьями. Младший сидел на коленях у матери, старший стоял рядом и живыми назаровскими глазами смотрел в аппарат.
И письмо в потертом конверте. Семен сразу догадался — то самое письмо.
Бойцы взвода быстро вырыли глубокую могилу. Копали молча, умело. Сколько на всем необозримом пространстве от Москвы до Одера пришлось им рыть блиндажей, траншей, могил… Из подручного материала добротно смастерили (и в этом был опыт) деревянный обелиск. Карайбог на фанерной дощечке чернильным карандашом твердо, с нажимом, чтобы дольше продержалась надпись, вывел: