— Помнишь, у вас в комнате один стихи под одеялом писал?
— Коля Дранков! Погиб. Еще в сорок первом. В дивизионке работал. Когда в общежитии с нами жил, крыс боялся. Однажды, помню, даже на шкаф залез. А под Ельней в бой стрелковую роту повел. Вот так!
— А ты в Москве Пречистенский бульвар помнишь?
— Разве есть такой?
— Гоголевский. Пречистенский — старое его название.
— Ну, как же! Гоголевский знаю. Первый дом Наркомата обороны. Хороший бульвар.
— Очень я его люблю. Часто вспоминаю. И название его старое люблю — Пречистенский.
Первым спохватился Полуяров.
— Что ж мы размечтались! — и окинул взглядом накрытый стол: — Не вижу порядка в гвардейской части!
— Шо таке, товарищ подполковник? — прикинулся простачком Заплюйсвичка.
— Где твои трофеи?
— Трохи есть. — Заплюйсвичка исчез и вскоре появился с пузатой бутылкой, украшенной завлекательным ярлыком. — Хиба цю?
— Французский?
— Вин самый.
— Дегустацию проводил?
— Трошки…
— Знаю я твое трошки. Пару бутылок оглоушил.
— Шо вы кажете, товарищ командир. Вин же шестьдесят градусов мае.
— В спирте все девяносто, а ты его запросто, не запивая.
— Э, то друга справа, — со знанием дела возразил Заплюйсвичка. — Спирт, вин чистый, як слеза богородицы, а цей бисов киньяк колер дуже ядовитый мае. Аж дух пидпира.
— Попробуем.
Пока Заплюйсвичка откупоривал бутылку, Хворостов спросил:
— У Нонны так и не был?
— Не пустил генерал. Уперся: Берлин возьмем, тогда и поедешь к ней.
— Ждать недолго осталось. Завтра или послезавтра увидишь. С Берлином все!
— Как странно получилось. На одном фронте почти всю войну были, а только недавно узнал, что она в нашем армейском госпитале работает.
Ефрейтор Заплюйсвичка наконец справился с тугой пробкой и поставил пузатую бутылку на стол:
— Кушайте, товарищи командиры.
Но на улице внезапно застучали пулеметы, с остервенением начали рваться гранаты.
— Что за черт!
Командир и замполит схватили стоявшие в углу автоматы и выскочили из подвала. На площади шел бой. Разведчики, саперы, связисты — все, кто был у КП, — залегли среди руин и завалов и вели огонь из автоматов и ручных пулеметов по гитлеровцам, перебегавшим и переползавшим площадь.
— Откуда они взялись? — чертыхался Полуяров. — Все вокруг прочесали. Из-под земли, что ли?
Подбежал запыхавшийся и без фуражки майор Анисимов (первый раз Полуяров видел таким своего начальника штаба). В одной руке пистолет, в другой — граната.
— Товарищ подполковник! Видите справа развалины. Там, оказывается, выход из станции метрополитена. Гитлеровцы по туннелю сюда и добрались. Их в центре прижали, вот они, как крысы, и ищут лазейку. Пожалуй, роты две. Но ходу мы им не дадим!
В это мгновение Хворостов увидел, как из-за каменного завала поднялась рука с гранатой.
— Ложись! — крикнул Алексей и ударом сбил Полуярова с ног и сам упал рядом. Граната разорвалась метрах в пяти. С резким визгом пронеслись осколки, рыжая кирпичная пыль заклубилась над головой.
Полуяров застонал. Хворостов бросился к другу:
— Что, Сергей?
— Задело!
Морщась, Полуяров попытался подняться. На левом бедре среди обрывков материи росло темное пятно.
С пухлой сумкой в руках подбежала девушка-санинструктор. Быстро орудуя ножницами, вспорола штанину, у самого паха перетянула жгутом ногу, наложила на рваную кровоточащую рану повязку, сделала противостолбнячный укол.
— Кость, кажется, цела. Надо в медсанбат.
Полуяров подозвал Анисимова:
— Остаешься, Иван, за меня. Доложи генералу. Думаю, что долго не задержусь. — И обернулся к Хворостову: — Алексей, отвезешь меня?
— Конечно! Утехин сейчас подъедет.
Лихо подрулив к командиру полка, Утехин выскочил из машины. Опираясь на Хворостова и Анисимова, Полуяров сел в машину. Когда выехали на широкую улицу, повернулся к водителю:
— Знаешь, где армейский госпиталь расположился?
— Разве не в медсанбат?
— В армейский. Найдешь?
— Найдем!
Утехин был из тех фронтовых шоферов, которые обладали почти сверхъестественной способностью в любых условиях дня, ночи, бездорожья, под бомбежками и артогнем находить медсанбаты, полки связи, продпункты, полевую почту, банно-прачечные отряды…
Машина на большой скорости объезжала воронки, завалы, срезанные осколками верхушки деревьев, путаницу порванных проводов, домашний скарб, брошенный посреди дороги. Хворостов ничего не спрашивал. Все было и так ясно: Сергей ехал в госпиталь, где работает Нонна.