Как Фогель завидует этому ловкачу! Такой всю войну просидит в Берлине, будет каждый день пить шнапс, курить сигареты и щупать проголодавшихся колбасниц. Завтра Мюллер укатит в тыл, а он, Фогель, останется в страшном русском лесу, где за каждым деревом прячется смерть, где каждый сугроб может оказаться снайпером или партизаном.
Вздохнув, Фогель снял сапоги, натянул по домашней привычке на ноги тапочки и лег на топчане рядом с Мюллером. Мечтательное настроение овладело им. Надо завтра утром еще больше задобрить Мюллера. Придется подарить ему золотые серьги, добытые во время прочесывания одной деревни в поисках партизан. Правда, эту вещичку он берег для Марты, но глупо скупиться, когда подворачивается счастливый случай. Может быть, задобренный подарком, Мюллер выполнит обещание. А серьги еще будут…
Убаюканный радужными надеждами, Фогель, наконец, задремал. Приснился ему праздничный, святочный сон. Будто он совсем не на Восточном фронте, не в русском лесу, а в Париже. Сидит в кабачке, пьет французский коньяк. На коленях у него игривая, как котенок, парижаночка. Черт побери! Настоящая жизнь!
Шли гуськом. В белых маскхалатах, похожие друг на друга, бесшумно, как тени на экране, скользили среди заснеженных елей. Низину и замерзшую реку переползли по-пластунски. Когда вспыхивала очередная ракета, ничком неподвижно лежали в снегу и даже в десяти шагах нельзя было отличить их от снежных сугробов.
Натолкнулись на проволочное заграждение. Карайбог быстро и привычно перекусил щипцами ржавую колючку. Теперь ползли по одному следу, осторожно огибая каждую подозрительную кочку — немцы мин не жалеют.
Подползли к брустверу первой траншеи. Неожиданно на фоне снега показалась голова. Немецкий часовой приплясывал у своего пулемета.
Зажав в зубах нож, улучив удобный момент, Назар Шугаев свалился на голову гитлеровца. Глухое мычание, короткая возня, и незадачливый пулеметчик неподвижно лежит на дне траншеи.
— Давай, ребята! — приглушенно окликнул Назар.
Так же бесшумно и остальные разведчики сползли в траншею. Теперь крались по траншее, держа наготове гранаты и автоматы.
Карайбог, шедший впереди, услышал шаги. Прижался к стене траншеи. Гитлеровец из темноты гнусаво окликнул:
— Карл?
Неизвестно для чего Карайбог тоже прогнусавил:
— Гут!
И с размаху ударил фашиста прикладом автомата в лицо. Немец упал. Карайбог для верности ударил еще раз по затылку. Гитлеровец притих.
— Скорей, скорей! — и Карайбог побежал по ходу сообщения, зажав в руке гранату.
Выбрались из траншеи, поползли через кустарник, весь исполосованный черными стежками тропинок. От снежных сугробов попахивало дымом. Блиндажи. У входа в один блиндаж виднелся часовой с автоматом. Значит, офицерский. Карайбог пополз к часовому. Услыхав шорох, часовой вскинул автомат. Но выстрелить не успел. Ефрейтор Денисов прыгнул на часового и схватил за горло. Ему на помощь бросился рядовой Васильчиков.
Не дожидаясь исхода схватки, Карайбог, Шугаев и Гнедышев вскочили в блиндаж. На маленьком столике, среди пустых бутылок и объедков, чадила лампа.
— Святки праздновали, сволота! — Назара кровно обидело, что гитлеровцы на его родной земле празднуют святки.
— Берите одного, а я другого! — скомандовал Карайбог и бросился на обер-лейтенанта Фогеля.
Черномазенькая парижаночка, сидевшая на коленях у разомлевшего Фогеля, вдруг схватила его, доброго сентиментального немца, за горло и стала душить. Фогель застонал и проснулся. Где Париж? Где девочка? Верхом на нем сидит кто-то огромный в белом маскировочном халате и тычет в рот дуло автомата.
Как в тумане, увидел он ловкача Мюллера, который с поднятыми руками стоял в одних теплых подштанниках посередине блиндажа и блеял, бессмысленно выпучив мутные глаза.
— Выходи! — скомандовал Карайбог и подтолкнул к выходу Фогеля.
Покидая блиндаж, Назар еще раз глянул на столик, где валялись остатки вчерашнего рождественского офицерского ужина и в сердцах сплюнул:
— Попраздновали, гады!
Обратный путь не был так удачен. Обнаружив убитого пулеметчика, гитлеровцы подняли тревогу. Одна за другой взметались в небо осветительные ракеты, затарахтели пулеметы, трассирующие пули дырявили ночную темень.
Подгоняя пленных, разведчики бросились к реке. Но сзади, строча из автоматов, оглашая разбуженный лес криками, бежали гитлеровцы.
Карайбог оглянулся. Гитлеровцы все ближе. А «языки» едва плетутся. Тот, что в тапочках, еще держится, а белесый совсем распустил сопли, хнычет, того и гляди, плюхнется в снег. Кому-то надо прикрыть отход группы, задержать гитлеровцев. Но кому? Сам он не имеет права, должен доставить пленных. Денисов еще молодой, без опыта, такого гитлеровцы быстро снимут. И толку не будет, и парень пропадет. Гнедышев ранен. Полоснул-таки его фашист ножом. Еле идет, хоть и крепится. Значит… Нет, только не Назара. Не пошлет он Назара на верную смерть…