Нет, она была чем-то большим.
Она была больше, чем солнце в дождливый день, и больше, чем луна после бесконечных ночей тьмы. Эмери в этом платье, с завитыми волосами и расправленными плечами, готовая ко всему, что на нее может быть брошено, была тем, ради чего мужчины ходили на войну. И я был к этому готов.
Я был готов открыть огонь по всему этому чертовому отелю, если это означало бы вытащить ее отсюда.
Я хотел ее. Но не должен. Я этого не заслужил. Не заслужил ее, но, черт возьми, я хотел.
Энцо стоял рядом со мной, наблюдая за всем и всеми. Он оценил Эмери в тот момент, когда заметил ее, и она сжалась под его взглядом. Я не осуждал ее за это, даже самые свирепые люди боялись его.
Я хотел уничтожить Джека после того, как я еще раз стал свидетелем его жестокого обращения. Но Энцо остановил меня, бросив на меня взгляд, который говорил: «Не убивай сына губернатора при свидетелях». Это означало не: «не делай этого», а «сделай это, когда никто не смотрит».
Хотя это было непросто. Как бы сильно я не ненавидел Эмери за все, что она заставляла меня чувствовать, она была моей, а не его или Марии, и даже не ее отца.
Моя.
Я все еще представлял, как она ползет ко мне. Все еще представлял, как она сосет мой член, прося и умоляя, в то время как я относился к ней, как к своей личной маленькой шлюхе, и чем больше я думал об этом, тем больше мне это было нужно.
Но я должен был помнить, что она находилась на территории моего врага, она была близка к женщине, которую я ненавидел больше всего на свете, близка к женщине, которую я винил в смерти моего брата так же, как я осуждал свою собственную душу. Возможно, я нажал на курок, который положил конец Ашеру, но она была частью его гибели, я знал это, даже если мне еще предстоит это доказать.
Я наблюдаю за Эмери, стоящей перед Марией в этом идеальном платье, с Джеком за ее спиной. Ягненок в волчьем логове — вот, кем она была сейчас. Все хотели вонзить зубы в мой маленький светлячок и разорвать ее в клочья. Она не имела никакого отношения ко всему происходящему, но что-то скрывала от меня. Я не знаю, почему она не говорит мне, почему согласна выйти замуж за Джека.
Она была умной женщиной. Она знала, какую опасность представляет для нее єтот мужчина, и все же рисковала своей безопасностью, продолжая это делать. Почему?
И куда ей идти теперь, когда ее квартира продается?
Я подношу свой стакан к губам, не отрывая взгляд от нее и задаваясь вопросами, которые она оставила без ответа. Мария заметила нас, Саймон тоже. И тут же сделали вид, что не видели нас, хотя их лица побледнели, когда они поняли, что мы наблюдаем.
Мы сидели в глубине комнаты, вдали от всех и в тени. Меня это устраивало, возможно, они сочли это пренебрежением, но нет, у меня были возможность следить за всей комнатой и беспрепятственный обзор прямо на стол Эмери. Она сидит слева от Джека, Мария — справа, губернатор и Саймон сидели напротив, и с ними было еще несколько человек, имена которых я даже не запомнил. Энцо сидит, оперевшись локтями на стол, с выражением веселья, когда наблюдает за реакцией людей, сидевших с нами.
Эмери не расслабилась ни на секунду, ни за ужином, ни за выпивкой, ни за выступлениями, и даже сейчас, когда Джек заставляет ее встать и подняться на возвышенную секцию в конце комнаты. Она напряжена и роботизирована, ее лицо скривилось от беспокойства. Мария наблюдает, как ястреб, пока губернатор морщится.
Джек привлекает внимание комнаты, на его губах появляется фальшивая улыбка. Он начинает с рассказа о гала-концерте, о деньгах, которые они собрали здесь сегодня вечером, а затем обнимает Эмери за плечи, отчего у меня напрягается позвоночник.
Моя.
Я выпрямляю спину, болезненно сжимая челюсть.
— Я хотел воспользоваться моментом, чтобы представить кого-то особенного и сделать объявление.
Эмери сглатывает, ее глаза закрываются, словно она смиряется, прежде чем снова открываются и находят мои. В них была грусть, глубокая печаль, которая затмила ее солнечный свет.
— Это Эмери Куинн, — продолжает Джек, помещая моего светлячка в центр внимания, зеленый атлас ее платья сияет под светом. Ее грудь вздымается от бешеного дыхания, она была в панике. Я наклоняю подбородок, не спуская с нее глаз, и делаю глубокий вдох, который она подражает, а затем снова и снова, пока она не успокаивается. Девушка не отводит взгляда от моего, что, вероятно, не ускользнуло бы от внимания многих, но, с другой стороны, все они смотрят на Джека.
— И я рад объявить о нашей помолвке. Вы смотрите на женщину, которой наконец удалось связать Джека Харриса.