Я знал, что она права.
— Приют много значит для тебя.
— Весь мой мир, — шепчет она, ее глаза внезапно стекленеют, прежде чем она откашливается. — В любом случае, спасибо за душ и… э-э… футболку. Я наверное пойду.
Словно только что вспомнив, что она носила мою одежду, я опускаю взгляд на ее тело. Она выглядела слишком хорошо в моем дерьме: рубашка свисала с ее тела, как платье, а ее подол касался верхней части ее бедер.
— Мне нужно одолжить твой телефон, чтобы вызвать такси, — ее слова отвлекают меня от пристального внимания, и мой взгляд возвращается к ее лицу, отмечая слабый румянец на ее щеках.
— Ты не уйдешь.
Ее глаза расширяются.
— Прости?
— Сейчас час ночи, ты можешь переночевать здесь сегодня, я отвезу тебя обратно утром.
— Я не могу оставаться здесь, Атлас.
— Нет? — я подхожу к ней достаточно близко, но не прикасаюсь. — Не повезло, светлячок, потому что ты остаешься здесь.
— Атлас…
— Хочешь выпить перед сном? — спрашиваю я, перебивая ее, закрывая и запирая заднюю дверь, прежде чем отправиться на кухню. Прежде чем уйти, я дважды проверяю миски с едой и водой Джинкс, прислушиваясь к ее шагам.
— Спи спокойно, мальчик, — слышу я ее шепот моей собаке, прежде чем она следует за мной. Я запираю перегородку, как только она выходит из комнаты, и направляюсь на кухню. От ее молчания моя спина напрягается.
— Что будешь пить? — спрашиваю я.
— Что у тебя есть?
— Вода, пиво или виски.
— Здесь не часто бывают женщины?
Я ухмыляюсь.
— У меня здесь было полно женщин, светлячок, но ни одна не задерживается надолго, чтобы перекусить или выпить.
— О.
— Так что будешь?
— Эм, виски, — говорит она. — У тебя есть лед?
Я киваю и приступаю к работе, разливая нам напитки, бросая в каждый стакан по несколько кубиков, прежде чем передать его, наблюдая за ней поверх своего стакана, пока она делает здоровый глоток.
— Знаешь, многие женщины не против пива, либо виски, — говорю я ей.
— Я знаю, но большинство мужчин предпочитают женщину, которая выпьет коктейль или джин-тоник, а виски и пиво — для мужчин.
— Нет, это только те мужчины, с которыми ты общалась. Я предпочитаю, чтобы моя женщина пила то, что ей, черт возьми, нравится.
Она кивает, делает еще один глоток и осматривает мой дом. Я прожил здесь недолго, купил его, чтобы быть поближе к Ашеру и Габриэлю, и мне очень понравился планировка, хотя он был слишком велик для одного человека. Мне нужно было собственное пространство после того, как я так долго провел взаперти в доме, в котором не хотели видеть ни меня, ни моего брата. Я приветствовал тишину, нашел покой во тьме и ценил изоляцию, чтобы была возможность скрыть своих демонов от окружающих. У меня не часто бывали посетители, я не солгал, когда сказал Эмери, что у меня здесь были женщины, но, возможно, не так много, как она, вероятно, думала. Я проводил встречи такого типа строго в отелях или на их кровати, а не на своей.
Эмери станет первой женщиной, которая будет ночевать под этой крышей.
— Спасибо, — тихо говорит она, — За то, что вернул меня сюда, я не уверена, что добралась бы до дома.
— Ты бы не смогла.
Она усмехается и качает головой, глядя в зеркало так, будто там есть все ответы, которые ей нужны.
— Как твоя рука? — она поднимает эту руку и кладет ее себе на колени.
— Отлично.
— Скажи мне, почему ты это делаешь, дорогая? Почему ты выходишь за него замуж?
— Это тебя не касается, Атлас.
— Это будет так, если я так решу, — огрызаюсь я.
Она не огрызается в ответ, а вздыхает.
— Я не хочу припинаться с тобой, Атлас, я устала.
Я провожу ее в свободную спальню, не задерживаясь, чтобы проверить, все ли с ней в порядке. Она замкнулась в себе, и у меня не было настроения сегодня вечером играть в игры.
Я запираюсь в спальне, направляюсь к ящикам напротив кровати, открываю верхний, достаю кружевное нижнее белье и флакон ее духов. Здесь она была так близко ко мне, но все же недостаточно. Я был полутвердым с тех пор, как оставил ее в этом чертовом душе, даже после того, как она сказала мне перестать ее трогать. Наверное, у меня был фэтиш к отказу, потому что, черт возьми, я словно чертов подросток, подносящий эти трусики к носу. Воспоминания о ее теле, о ее стонах еще больше заводят меня, делая член твердым до тех пор, пока он не начинает болезненно напрягаться.