— Они делают все, что могут, — говорит мне Девон. — Но то, что ты угрожаешь им каждые пять гребаных секунд, не помогает!
Я сижу в приемной несколько часов, ожидая. Моя одежда вся в крови. Амелия хотела приехать, но я сказал ей остаться и присмотреть за Эмери. До меня дошли новости о другой девушке, Делле, как я узнал, и она выжила после полученного выстрела. Поэтому я дал Амелии знать, что она может передать Эмери эту информацию, пока мы ждем новостей об Атласе.
Новости пришли перед самым восходом солнца: он перенес срочную операцию по восстановлению органов, поврежденных пулей, и извлечению ее из тела, но даже при этом они не подавали надежд.
Это было неопределенное состояние, и, по-моему, это делало все еще хуже, не зная, выживет ли мой единственный брат. Я не смог остановить его, чтобы он не прыгнул под эту чертову пулю, и не то чтобы я винил его за это. Я бы сделал тоже самое для своей Амелии.
Я был очень рад, когда Энцо выстрелил в Марию в тот момент, когда она стреляла в Эмери, но было уже слишком поздно.
К тому времени, когда утро уже полностью наступило и воцарилась тишина, меня нашел Девон. Его глаза были уставшие, и он, казалось, был готов упасть, но мужчина положил руку мне на плечо и вздохнул.
— Они восстановили органы и вытащили пулю, но он потерял много крови.
— Он жив!?
— Он в коме, Габриэль и находится на аппарате жизнеобеспечения. Нам нужно быть готовыми к худшему.
Глава 38
◦●◉Атлас◉●◦
Пип… Пип… Пип…
Хреново, что даже в смерти шум не прекращается. Никогда, блядь, не прекращается.
Между этими непрекращающимися гудками и приглушенными голосами не было ни малейшего покоя. Только темнота. И гребаная боль.
Я думал, смерть должна быть спокойной!
На руку навалилось что-то настолько теплое, что начинаю верить, что, может быть, я и в самом деле не умер.
— Пожалуйста, не оставляй меня, — раздается мягкий женский шепот.
— Они говорят, что мы должны быть готовы потерять тебя, но я видела, как ты умер однажды, и не могу смотреть, как ты умираешь снова. Ты уже целый день находишься без помощи аппаратов и все еще здесь. Ты все еще со мной, и мне нужно, чтобы ты остался.
Эмери?
— Ты слышишь меня, Атлас? — шепчет она.
Да! Я хотел закричать, но не смог этого сделать.
— Я никогда не прощу тебя, если ты меня бросишь, — говорит она. — Слышишь меня?
Светлячок…
— Смотреть на то, как приходят медики и начинают тыкать в тебя иголками, давить на грудь, увозить — это было самое тяжелое, что мне когда-либо приходилось наблюдать. Я хотела подняться на каталку вместе с тобой, но Габриэль отправил меня к себе домой. Девон прислал врача, чтобы тот осмотрел меня, и Амелия позаботилась обо мне после того, как он дал добро.
Она делает паузу, и я задерживаю дыхание, ожидая продолжения. Ее голос убаюкивал меня.
— Они сказали, что в приюте нащупали твой пульс, но пуля все еще была внутри, и тебе нужна была операция. Габриэль поехал с тобой.
Мне было интересно, понимает ли она, что я ее слышу, даже если не могу открыть глаза? Говорила ли она, чтобы избавиться от этого внутри себя? Чтобы рассказать кому-то свои мысли…
— А когда я попала в больницу после того, как ты вышел из операционной. Они пытались отправить меня домой, но я отказалась. Я ждала тебя здесь целую неделю. Я всегда буду ждать тебя.
ПРОСНИСЬ! Я требую себя, проснись, мать твою!
— Я люблю тебя, Атлас. И всегда буду любить, — ее губы прижимаются к моим.
Черт возьми! Просыпайся!
Свет щиплет мне глаза, когда я наконец открываю их, ослепительно белые лампы сначала встречают мое зрение, но затем я наклоняю подбородок, и вот она. Ее светлые волосы рассыпаются по кровати, лицо отвернуто от меня, когда она наклоняется со стула, который она подтащила так близко, как только возможно, к кровати.
— Светлячок, — мой голос груб и тих, но она его слышит. Ее тело застывает, и медленно, так чертовски медленно, она садится, поворачивая лицо со слезами на глазах.
— Атлас? — ее глаза расширяются. — Атлас!
И тут она начинает двигаться, забирается на кровать, сбивая трубки и провода, боль вспыхивает в моем теле, но я не смею ее остановить. Она обхватывает меня руками и плачет.
Я поднимаю одну руку, чтобы положить ее на спину, а другую засовываю под нее.
Я ненавидел быть таким чертовски слабым.
— Я бы тоже ждал тебя, — говорю я ей.
Она плачет еще сильнее.