— Специальные китайские листья, они очень полезны для сердца, — улыбнулся Берт.
Дели отпила из своей чашки и сказала:
— По-моему, очень вкусно, прекрасный чай.
— Ну если полезно для сердца… — сказал Максимилиан и залпом выпил почти весь чай. — Дели, я хочу, чтобы ты села со мной рядом, ты так далеко от меня. — Он протянул к ней руку и погладил по плечу.
— Вы только посмотрите, какой нетерпеливый, у вас же впереди…
— Вечность, — мрачно добавил Максимилиан.
— Ты же сам говорил, что выспался на десятилетия вперед, кажется, у вас впереди очень интересное время, — хитро улыбнулся Берт.
— Вот именно, нам нужно побыть вдвоем, ты не возражаешь, Берт? — холодно спросил Максимилиан.
— Счастливые, а мне придется идти в холодную мастерскую и работать, пока вы…
— Берт, прекратите! Это уже переходит всякие границы, — воскликнула Дели.
— Ах, все меня не любят за правду, — вздохнул он и засунул в рот кусочек пудинга. — Комната на первом этаже в вашем распоряжении. Можешь туда перенести свои микстуры и таблетки, — сказал презрительно Берт и встал из-за стола, чуть поклонившись и холодно улыбаясь. — Прошу прощения, но мне действительно пора работать. Спокойной ночи.
Он еще раз резко поклонился, так что его кудри упали на глаза, и Дели увидела: из-под кудрей он посмотрел на нее. Она тут же отвернулась к Максимилиану.
Берт быстро вышел из столовой.
— Отвратительный малый, ты не считаешь? — медленно и тяжело сказал Максимилиан.
— Ты прав, он бывает совершенно несносным.
— Что-то мне хочется прилечь, — улыбнулся Макс.
— И ты туда же, какие все-таки мужчины пошляки.
— Не все, а только я, — снова улыбнулся он.
— И этот Берт, — презрительно сказала Дели.
Максимилиан встал и, обняв Дели за плечи, тихонько несколько раз поцеловал ее в лоб:
— Дели, я люблю тебя…
Она подняла на него глаза, увидела длинный красноватый нос, вытянутый подбородок, серые печальные глаза, и ей стало так жаль его. Она погладила его по руке и прошептала:
— Спасибо, дорогой.
— Пойдем, я хочу прилечь, — как-то тяжело и вяло сказал он, словно язык его плохо ворочался.
Дели встала и пошла вместе с ним в комнату на первом этаже.
Это была небольшая комната с обыкновенными светло-коричневыми бумажными обоями, большой деревянной кроватью, небольшим трюмо и несколькими креслами, стоявшими перед шкафом.
Когда они вошли в комнату, Максимилиан положил на нее свои тяжелые длинные руки и снова стал целовать ее щеки, подбородок, губы. Дели хотела освободиться из-под его тяжести, но он покачнулся — и они вдвоем упали на кровать.
— Макс, ты словно пьяный, — зашептала Дели возмущенно.
— Да, я пьян от любви, — тоже прошептал он и стал скидывать свой шелковый халат.
Дели увидела его бледную, немного дряблую грудь и отвернулась, ей стало неприятно от этого зрелища.
Максимилиан забрался под одеяло и снова зашептал:
— Ну скорее, ведь ты же приехала…
— Да, я приехала, но навряд ли за этим…
— Ах, Дели, как мне тяжело… — вздохнул Максимилиан и закрыл глаза.
Она смотрела на его длинный, заостренный нос, на бледные щеки, тонкие розовые губы и думала: «Я действительно приношу ему страдание, я всем приношу только страдание, и себе тоже».
Она присела на кровать и коснулась пальцами его подбородка, потом наклонилась и осторожно поцеловала в губы. Но он не ответил поцелуем.
— Макс, — прошептала она, — тебе плохо?
Макс молчал. Она чуть-чуть постучала пальцами по его подбородку, но Макс даже не пошевелился. Она подумала, что он притворяется спящим, чтобы внезапно сильно схватить ее, испугав при этом, и взяла его ладони в свои руки.
— Не притворяйся, я не хочу, чтобы ты меня путал.
Но Макс молчал. Дели прислушалась, дыхание его было медленным и ровным. Она приложила ухо к его груди и услышала тихое ритмичное постукивание сердца. Странно, он, кажется, действительно спит, так хотел остаться вдвоем — и уснул… Видимо, он все-таки действительно болен, и сейчас нельзя ему говорить ничего огорчительного. Сейчас нельзя, завтра нельзя — но когда можно?! Дели не знала…
Она задумалась: «Этот кудрявый сатир говорил: «Приходи, когда уснет». Это верх цинизма… Дели, это невозможно, что тебе сейчас хочется подняться к нему в мастерскую, это просто совершенно невозможно!»
Дели повернулась к Максимилиану и, глядя на его профиль, зажала краешек подушки в зубах, она думала о себе словно о другом человеке: «Дели, немыслимо, приди в себя!.. Нужно снова тихонько выскользнуть отсюда, снова броситься на вокзал? Но это уже было, и это не помогло. Нет, нет, я приехала за своей картиной, я приехала просить у Максимилиана прощения, я приехала снова ощутить на губах поцелуй Берта — не более того…»