Толстячок улыбнулся, чуть потряс головой и, повернувшись, быстро пошел в противоположную сторону коридора. Дели постояла несколько секунд, собираясь с силами, потом растянула на губах улыбку и пошла в холл к Максимилиану.
— Ну как? Он тебя напугал, наверное? У вас какие-то секреты от меня, признавайся? — улыбнулся Максимилиан, когда Дели подошла к нему.
— Секреты на то и секреты, чтобы их не выбалтывали, — еще шире заулыбалась Дели. — Ничего существенного, он говорил то же, что и тебе.
— И что же он мне говорил?
— Чтобы я любила тебя еще крепче.
— Верно, это лучшее лекарство для меня. А еще что?
— Максимилиан, ну ты же знаешь, он отправляет нас на курорт…
— Да, он настоятельно рекомендовал, а ты разве не хочешь?
Дели на секунду растерялась, забыла о своей улыбке, потом вновь растянула губы и быстро сказала:
— С чего ты взял? Курорт — это прекрасно, это просто восхитительно! Море, я была на нем несколько лет назад с дочерью, оно такое прекрасное, такое светлое, я уверена, ты сразу же будешь здоров, как и прежде.
— Дели, вот ты опять меня раздражаешь, сколько можно повторять, что я здоров, что у меня лишь легкое недомогание, или тебе он говорил что-то другое?
— Давай выйдем отсюда, здесь так пахнет этими креслами, этими лекарствами…
— Пойдем, погода превосходная… Что может быть лучше, чем пройтись с моей милой Дели по улицам города, просто так, гуляя; и никуда не торопиться, ведь у нас впереди…
— Вечность, — попыталась улыбнуться Дели, но не смогла.
— Вот именно, дорогая, вечность, — сказал он как-то грустно и хрипло.
Они вышли в небольшой садик перед зданием клиники, их лица обдувал свежий ветер, по небу плыли небольшие, легкие сероватые облака, точь-в-точь под цвет его глаз.
— Действительно, я слишком волновался по поводу строительства, из-за тебя, а теперь я раз в два дня звоню управляющему и без меня тоже все идет прекрасно, по графику. Под главным корпусом уже подводят коммуникации.
— Ах, прекрати, пожалуйста! — воскликнула Дели. — Давай договоримся: о работе ни слова, пока… Пока ты окончательно не выздоровеешь.
— Давай. Мы еще хотели сходить в оперу.
— Это для меня? Если для меня, то я не хочу, я не люблю оперу.
Максимилиан усмехнулся:
— Видишь, как мы с тобой похожи, я тоже в опере засыпаю, как и в воскресной школе.
— А у меня нет купальника, ты извини, конечно, что я все время о себе думаю, но вода, видимо, сейчас такая теплая в Тасмановом море. Тебе ведь можно купаться, правда?
— Можно, только вместе с тобой, — улыбнулся Максимилиан и погладил ее по талии. — Тогда давай сейчас пойдем, и я выберу тебе купальник, — рассмеялся он.
— Макс! Ах, прости, я же не должна тебя огорчать, — улыбнулась Дели.
— Вот именно. Если я не выберу для тебя самый открытый купальник, я буду страшно огорчен! — рассмеялся он.
— Безумный Макс, ну что мне с тобой делать? Пойдем…
И они отправились в английский супермаркет, что недалеко от здания парламента.
7
Мысли лихорадочно теснились у Дели в голове, набегали одна на другую и путались: и когда она в супермаркете смотрела, как Максимилиан выбирает ей купальник и о чем-то ее спрашивает, а Дели не слышала его вопроса; и когда они зашли в кафе съесть по порции мороженого, посыпанного орехами; и когда они возвращались в дом Берта… Чаще всего повторялось одно и то же: «Я попала в западню… Я попала в западню, которую сама же — нет, не расставила, в которую сама и хотела попасть… Я попала в западню… Я попала в западню!
— Ты, кажется, чем-то расстроена? Может быть, ты не все мне сказала о разговоре с Хофманом? — спросил Максимилиан, чуть ущипнув ее за руку.
— Нет, я вспоминаю, какой же лучший курорт на побережье; он тебе не говорил, какой конкретно нужен? Может быть, отправимся в Джилонг, там как раз сосны и песчаный пляж, но там не слишком роскошные отели, насколько мне известно.
— Да мне все равно, лишь бы ты была рядом, а курорт как-нибудь найдем.
Дели улыбнулась:
— Я вдруг вспомнила этого Чарли на курорте.
Максимилиан усмехнулся:
— Ну, надеюсь, этот фильм снимали не в Джилонге…
Дели вдруг вспомнила, что происходило ночью и почему спал Максимилиан, и почувствовала, что шея и скулы у нее начинают гореть. Надо сказать Берту, что то, что он сделал, совершенно недопустимо, совершенно!